Вдруг слегка подрагивающее тело прошило судорогой. Заскрипела ткань, зажатая зубами, и из-под них выскользнул полный мучения стон.
— Да что ж это! Кисонька?! — взгляд старушки беспомощно заметался по небольшой, бедно обставленной спаленке… и почти сразу наткнулся на ворох застиранных пятнистых тряпок на краю кровати. — А… Регулы! Ты чего же сбор свой не пьешь?
— Ч-что? — сиплый шепот во тьме. А следом — еще один стон.
— Где сбор, Лисса? — встрепенулась няня. — Мигом заварю, полегчает! — И, не дожидаясь ответа, ринулась впотьмах искать на столе. Под неловкой старческой рукой кувшин с водой опрокинулся и обрушился на стену каскадом глиняных черепков. На подоле бесценного платья расцвели темные кляксы.
Девушка что-то невнятно пробормотала. Сделав усилие над собой, оттолкнулась от смятых простыней. Встала. Постояла, пошатываясь…
И грохнулась всем телом об пол.
— Лисса!!!
На вопль, полный ужаса, в комнату ворвалась Аксентина.
— Что?! Что случилось?.. Лисса!
— В обморок упала!
Они бросились поднимать нескладное безвольное тело.
— Да что с ней?!
— Регулы. Видно, боли сильные!
— Как всегда… Бедная! Так сбор же травяной Мартинкин…
— Не пойму, искала вот…
— Магдалеточка, — выдавила девушка больным голосом, прерывая лихорадочный диалог над ней, — не ищи. Кончился сбор. Я забыла… — И вместе с очередной судорогой и последовавшим стоном, ее жестоко вывернуло прямо на ночнушку сестры.
Женщины заохали, запричитали. Стали обтирать ее грязный рот, убирать волосы. Захотели обмыть — вспомнили про кувшин. Магдалета поспешила за водой и заодно — срочно послать кого-нибудь в деревню…
А старшая сестра начала стягивать запачканную одежку.
— Прости… — прохрипела Лисса убито, — я не хотела, прости меня, пожалуйста.
— Перестань! Конечно, не хотела. Это ерунда, скажешь тоже… С кем не бывает.
— С тобой, — с идеальной, выдержанной Аксентиной такого никогда и ни за что не случилось бы!
Вздохнув, «идеальная» завернулась в попавшийся под руку плед, распахнула окно, села на край постели и, обняв свою бедную сестренку, пробормотала ей в макушку:
— Ошибаешься, маленькая… Представь, однажды посреди занятий с Мирленой. Да-да, правда! — отозвалась на недоверчивый взгляд Лиссы. — Ты еще совсем крошкой была. Такая боль, все плывет перед глазами. Ничего не слышу из ее «урока», умоляю: плохо мне, больно, регулы, позвольте уйти. А она давай визжать: «Какой позор! Настоящая леди никогда не признается в подобном! Настоящая леди должна терпеть боль, сколько потребуется! Настоящая леди должна…» И тут меня как вырвет — на ее любимое платье с буфами! Вот честное слово, даже стыдно не было! — девушки через силу рассмеялись.
А потом, решив, что полно жертве расслабляться, Лиссу снова пронзила судорога…
23
— Ох, не хотел, пани… — мужчина (маркиз, не меньше) в куртке из прекрасной терракотовой замши с пеной кремовых кружев на груди запнулся, окинув брезгливым взглядом двух женщин у ветхой брички, на которых его бросила толпа, прикоснулся с сомнением к шляпе и продолжил свой путь, тотчас забыв о столкновении.
«Пани» остались позади крошечным неподвижным островком в бушующем потоке людей.
Их лица сейчас были удивительно похожи. Золотоволосую девушку-тростинку в каштановом блио с луком за спиной и старушку в застиранном блеклом капоте, в чьих жилах не текло и капли общей крови, роднила испуганная растерянность…
Лиссу время от времени брала с собой в Бремингем Аксентина, так как их лэрд-дом не мог похвастаться сносным башмачником. А когда исчез жесткий надзор и необходимость вымаливать каждую медяшку на обувь, старшая сестра порой пыталась утянуть младшую и в тканные ряды… Правда, дело всегда заканчивалось тем, что последняя в какой-то момент пропадала и находилась значительно позже — в лавке скорняка, например, отчаянно торгующейся с ошарашенным хозяином за бутыль рыбьего клея или крепкую кожаную полосу.
Но то — в обычные дни.
Сегодня же город бурлил и перекипал. Город, казалось, вместил целое королевство.
Аристократы и военные, столичные франты и диковатые жители гор, селяне в ярко расшитых рубашках, вспыльчивые загоревшие дочерна степняки… Торговцы халтурными стрелами для простаков, разносчики пирогов, пива, сладостей, семечек, пурпурных герцогских лент… Юродивые с пронзительными голосами, гадалки, карманники и ротозеи, теряющие свои кошельки… Городская стража, пытающаяся хоть как-то обуздать чудовищный бедлам…