Даже Магдалету проняло. За долгую жизнь она не видела подобного столпотворения. В нелепом чепце, съехавшем набок, опираясь на палку и с трудом переступая непослушными ногами, няня прикрывала от солнца дрожащими пальцами слезящиеся глаза, всем видом своим являя простую истину: ей давно не по возрасту такие волнения. Впрочем, ехать или нет, она даже не раздумывала — Аксентина наотрез отказалась нарушать отцовский запрет на городские увеселения. Но не отпускать же юную благородную деву без сопровождения в этот вертеп?
«Ох-ох-хо-о… Чем-то оно все закончится?» — тревожно вздохнула старушка. Очередной прохожий зацепил ее плечом.
Лисса очнулась:
— Магдалеточка, умоляю, сядь уже в бричку! С ног сшибут!
— А ты как? Туда ж не пробиться, — сказала няня так, будто намеревалась палкой прокладывать путь для своей любимицы.
Они с одинаковой опаской посмотрели в сторону площади, которую народ окружал нерушимой стеной. Желающих заполучить титул победителя и его награды было слишком много, поэтому после бурных дебатов решили проводить начальные испытания прямо на месте. И в список участников вносить лишь тех, кто смог трижды подряд попасть в мишень, сооруженную под колокольней. К удивлению девушки, попадали не все (о чем сообщал презрительный свист).
— Я как-нибудь пробьюсь, не беспокойся, — наоборот, одной ей будет значительно проще. Но старушке говорить этого не стоило, конечно. Лисса ласково погладила морщинистую щеку, улыбаясь. — Зато тебе сверху будет все видно! Будешь восседать там, как королева на троне! Ну, давай, помогу, — подсадила наконец Магдалету и с решительным видом повернулась к площади.
В нее тут же ткнули благоухающим ящиком.
— С яйцом и луком! Свежие! Полмедяшки всего.
Лисса покачнулась. Ее и без того бледное лицо приобрело отчетливый зеленоватый оттенок. Утро она безвылазно провела в уборной. Когда Мартинкин отвар облегчил боль от регул, нахлынуло сумасшедшее по накалу волнение.
Лоточник сразу сориентировался — растворился в толпе, спасая свои пирожки.
А дочь лэрда стиснула зубы до скрипа…
И, осторожно сглотнув, нырнула в людское море.
Она быстро поняла, что вежливость здесь не поможет — «простите-извините» без следа тонуло в гаме, висевшем над городом. Ее никто не слышал, никто не спешил уступать дорогу. Массивные фигуры (почти всегда выше нее) беспрестанно перетекали с места на место группами и поодиночке, заслоняя обзор.
Тогда она начала проскальзывать в просветы между спинами, все более узкие… Ближе к площади плечи стоявших впереди почти сомкнулись, и девушке пришлось ввинчиваться ужом, проявляя чудеса сноровки, вытягивая зажатую юбку, оберегая лук от повреждений.
Наверное, поэтому она и не заметила, в какой момент все началось.
Чья-то ладонь на спине… Скользящий обхват талии… Слишком уж сильно застрявший подол… Пересекающий все границы щипок за левую ягодицу!
Оглянувшись с гримасой боли, Лисса наткнулась на лица, полные затаенного интереса. Лишь грузный парень справа увлеченно следил за стрельбой через головы соседей. Наградивший ее синяком на полбедра мерзавец с щеголеватыми усиками (больше некому!) доброжелательно усмехался, глядя прямо в глаза.
Девушка вдруг остро осознала, что вокруг — одни мужчины.
И их руки.
В унисон ее мыслям кто-то за спиной хрипло обрадовался:
— Ишь ты, баба! — и стиснул ее грудь.
Рефлекторно Лисса двинула локтем назад и случайно попала в цель — обидчик согнулся с резким сипением, обдавая ее чесночной вонью:
— С-с-су-ук-а-а…
Но она, задыхаясь от паники, уже продиралась мимо него, мимо других… иногда удивленных, пытающихся посторониться… иногда равнодушно взирающих на все ее усилия… Но чаще — оживлявшихся при виде испуганной одинокой лучницы.
— Девка? Да ну!
— Вот он я! Ты ж ко мне, красавица, правда?
— Куды лезешь, дура? Тута бабам ходу зась!
— О, колчан запасной, сгодится! Давай! И лук тоже давай!
Лисса со всхлипом дернула лук из цепких пальцев громилы, ощерившего рот, рванулась отчаянно назад, ясно понимая, насколько бессмысленно их противостояние…
И вывалилась на открытое пространство.
Какой-то миг она не слышала ничего — ни ссаженных рук, ни оглушительного свиста, который приветствовал ее неловкое падение… А потом все навалилось одновременно: хохот, крики, жгучая боль на ладонях и острая — в животе.