«— Он прекрасен…как ты достал его? Где?
Я осторожно дотрагивалась до нежных голубых лепестков самого чудесного цветка, что я видела когда-либо в своей жизни. Коснулась и замерла в восхищении, когда тонкие округлые лепестки сомкнулись вокруг моего пальца. Успела заметить, как напрягся и сразу же расслабился Арис, глядя на меня.
— Он признает в тебе свою хозяйку.
Демон улыбался, а я вдруг поняла, что не могу оторвать взгляда от этой его безмятежной улыбки. Не могу перестать смотреть на него, кажется, стоит отвернуться и весь мир потухнет без этого света, которым горели сейчас его глаза.
— Ты так и не сказал, где его нашел?
— Разве это имеет значение? — Арис пожал плечами, склоняясь ко мне, только протянул руку к моему пальцу, чтобы погладить цветок…как тут же выругался и убрал ладонь, — Вот же тварь…
Засмеялась, смотря на то, как он хмурится, разглядывая проколотый острыми шипами палец.
— Поцелуй смерти. Самые прекрасные и самые жестокие цветы в Мендемае. Они отравляют каждого, кто посмеет дотронутся до них, а самых отчаянных и наглых могут парализовать тем ядом, что таится в каждой клетке растения, начиная от корня и заканчивая лепестками. Демоооон…как ты умудрился сорвать его? Точнее, как ты умудрился вернуться с ним на своих двоих?
— Ерунда, — он снова приближается ко мне, чтоб провести ужаленным пальцем по моим скулам…и я понимаю, насколько ему больно, если оставшийся на пальце яд успевает обжечь мою кожу, прежде чем испарится окончательно, — я уже сорвал самый опасный, самый жестокий из поцелуев смерти…эти цветы? Они жалкая пародия на твои поцелуи, моя принцесса.
Глава 1.2
И я невольно зажмуриваюсь, подставляя свои губы его губам, растворяясь в его словах, плавясь в них словно под действием самого сладкого яда.
— Они признают за свою короткую жизнь всего одного хозяина. С того момента, как их сорвали, как разлучили с землей, они живут всего лишь день, отравляя всё вокруг опасным ядом, от которого скудеет почва и высыхают любые другие растения. Они избавляются от этого яда, от своей власти, не желая делиться ею, награждать ею любое другое живое существо. Легенда Тартароса гласит, что стоит смазать им всего лишь три стрелы. И с помощью этих трёх стрел можно будет завоевать весь Мендемай. Ты знала это, Лиат?
Я качаю головой, готовая слушать его голос вечность…и думая о том, что он ассоциируется у меня именно с ней — с вечностью.
— Но, признав хозяина, они позволяют ему использовать свой яд безнаказанно. Они отдают ему его добровольно, наделяя властью, которой нет и не может быть ни у кого в Нижнем мире. Он признал тебя. А знаешь, что самое интересное, моя принцесса? Увидев его, я подумал, что он должен принадлежать тебе. Как я.
— Он как ты? Такой же опасный и смертоносный?
Серые глаза темнеют, и Арис медленно качает головой.
— Признавший тебя своей хозяйкой.
Уже шёпотом…и это признание, которое, как я думала, раскрывало всего его для меня…даже не наш полёт…не десятки сказанных слов до или после этого разговора. А именно оно. Когда он, глядя в мои глаза, произносил фразы, которые снились мне потом каждую ночь. Которые и оказались теми самыми крюками, что вонзились под кожу, в самую плоть, чтобы держать намертво. На привязи у его ног.
— Хозяйкой, которая принадлежит тебе. Помнишь?
И серьезное выражение его лица сменяется ухмылкой, а после каким-то злым оскалом. Притянул меня к себе таким рывком, что я вскрикнула, успев лишь убрать цветок за спину, чтобы тот не обжег моего демона снова.
— Главное — ты не забывай, Кареглазая. Иначе этот яд выжжет чужую землю, на которую ступит твоя нога. И тебя вместе с ней.
Я не смогла оставить умирать это растение в одной из ваз. Я не хотела травить его ароматом каждого, кто рискнет войти в мои покои, и мы посадили его в самой пустыне. В месте, которое было предназначено для этого дьявольского существа. В месте, в которое привел меня Арис, и я думала о том, насколько хорошо он успел узнать меня, если не повредил даже корня цветка, зная, что я не решусь обречь его на смерть.
— Оно ведь не засохнет здесь? — утрамбовывая твердую сухую почву вокруг толстого зеленого стебля с синими венами.
— Нет, — демон улыбается, а у меня сердце срывается от восторга, какой же он красивый и родной…невероятно, невыносимо родной в такие моменты. В моменты, когда смотрит на меня вот так, и я понимаю, что весь остальной мир, он — там. В его блестящих глазах и в хитрой улыбке, — ему не нужна вода. Оно питается чужими жизнями. Насекомых, животных, людей и других рас, растениями. Это поцелуй смерти. Он убивает, сеет погибель всему живому и в то же время продолжает собственную жизнь.»