– Куда мне идти? В какой больнице его палата? – Выпалил я, всячески переживая за Ллойда.
– Я вам сейчас напишу. Только распишитесь здесь, пожалуйста... И заберите вот это. – Полисмен вытащил из-под стола какой-то свёрток и протянул его мне.
– Что это? – Поморщился я. – Это не моё.
– А мне так не кажется, мсье. – Насупился жандарм.
На всякий случай я надел перчатки, и взял это в руки... В свёртке был «Некрономикон»!
«Да что ж такое, а?», Раздосадовано, с негодованием вскипел я.
– Всё в порядке, мсье? – Брови комиссара поползли вверх.
Я ретировался, не ответив, но прихватив с собой проклятый свёрток. И пока я нёс его, то ощущал такую тяжесть, будто нёс не книгу (пусть и достаточно объёмную), а трёхпудовую гирю.
– Как же тебя угораздило, друг мой? – Со слезами на глазах спросил я, стоя у изголовья больничной койки.
– Прости меня, Джордж... – Виновато произнёс тот через силу, и попытался приподняться, но у него ничего не вышло.
В это время подошёл лечащий врач и просто убил меня наповал, поведав о том, что мой приятель парализован ниже пояса и больше никогда не сможет ходить, поскольку повреждён позвоночник.
Через несколько суток я, согбенный горем, забрал Ллойда на время в Тюрвень, в дальнейшем имея намерение увезти его подальше от всех этих невзгод, так рьяно и беспардонно обрушившихся на нас.
Имение я кое-как продал, а книгу выбросил в Сену. Сейчас, в вагоне поезда, идущего из Лондона в Инвернесс, я жалел лишь о том, что у меня больше не будет возможности блуждать по великой библиотеке моего деда, ведь большинство из книг были попросту бесценны. Некоторые из них я вёз с собой – всё, что поместилось в мой до того скромный, скудный багаж.
Рядом со мной сидел ОʼБрайен – в очках и в инвалидной коляске; отныне он – заика. Улыбка давно сошла с его губ; он совсем раскис и был погружён в безмолвие.
– Отвези меня в Кент, и посели в Кентербери (а лучше в Дувре); именно там я хочу встречать рассветы и закаты. – Неожиданно проговорил он и уронил голову на колени, дабы я не увидел всех его мучений и страданий.
– Нет уж, старина, – Запротестовал я. – В родном городе тебе станет намного легче; и вообще – кто из нас двоих больший оптимист?
Я понимал, что ему тяжело, но не знал, чем помочь и как приободрить; я поглаживал своего друга по его белокурой голове, в то время как он окунулся в спасительный для него сон – надеюсь, ему не снятся кошмары...
В Инвернессе я оборудовал Ллойду помещение для художеств, ибо знал, что долго мастер без творчества не сможет. Я установил мольберт пониже и придвинул его поближе.
– Рисуй, мой друг, и да снизойдёт на тебя всяческое вдохновение! Пусть муза озарит тебя!
Уже стоял март двадцать третьего, и то, что изобразил в своей картине Ллойд, повергло меня в шок и недоумение.
То была пирамида Хеопса, по левую и правую сторону которой стояли Сет и Анубис – два воплощения одного и того же древнеегипетского зла. Но не они, не они напугали меня – а напугать меня трудно: ближе к вершине пирамиды на ней зиждился человеческий глаз – но очень, очень злой – да такой, что мне стало не по себе, ибо пара таких страшных глаз имелась у Жаббоны, служанки барона де Тюрвеня. Самое ужасное, что глаз этот смотрел прямо на меня – и на любого другого, кто посмел бы взглянуть на полотно.
Мне показалось, что этот глаз что-то усиленно ищет – ищет, ищет и никак не может найти. Я же поспешил рассмотреть иные детали художества моего друга, и увидел, что над пирамидой довлеет небо цвета индиго, а за самой пирамидой встаёт кроваво-красное Солнце (или Луна), на диске которого отчётливо проступает перевёрнутая пентаграмма. Если учесть, что Солнце это (или Луна? Или Юггот?) являет собой окружность, то вписанная в эту окружность зловещая пентаграмма – явный перебор мрачных символов, без того господствующих на этой иллюстрации; один этот глаз чего стоит... Глаз, который в несколько ином, искажённом виде много позже использует Толкин в качестве новой жизнеформы одного из своих главных злодеев!
– Как тебе мой рисунок, Джордж? – Поинтересовался Ллойд. – Не правда ли символично?
– Символично чему? – Не понял я.
– Читал ли ты сегодня утреннюю газету?
– Ещё нет; а что там?
– Прочти сам...
Я взял со стола свежий номер «Инвернесс лайф» и пробежался по заголовкам, листая газету.
– Ничего не понимаю...
– А я – даже очень! Ты по-прежнему жалеешь, что не стал членом экспедиции лорда Карнарвона, собирателя древностей? Этот твой тёзка по имени, и твой тёзка по профессии – оба они мертвы, равно как и иные из тринадцати, принявшие участие в осмотре (читай: осквернении) гробницы Тутанхамона. Почитай сам ещё разок...