Вот, я уже нахожусь в каком-то другом месте; лежу при очень ярком освещении, идущем от совокупности круглых ламп на потолке, а надо мной склонились четыре врача в зелёных мантиях-халатах. На вид они были какие-то странные; зомби, одним словом. У одного доктора вместо левого глаза был какой-то огромный, блестящий, вращающийся металлический диск, при виде которого мне было не по себе. Другой ковырял скальпелем в моей плоти, но я не чувствовал ничего. И все они были запачканы кровью.
Превращённый в зомби, я долго блуждал по тропе, усеянной человеческими черепами, но вид всего этого уже нисколько не смущал меня — мне было всё равно.
Я вернулся с прогулки обратно, и зашёл в дверь иную, и с ужасом обнаружил ангелов, курящих в том помещении. Эти ныне испорченные белокрылые существа — как могли они так низко пасть? Почему? Их было трое, и они сидели, закинув ногу на ногу. Они совершенно не стеснялись курить при мне, а я не мог понять, мужчины это, или женщины, ведь ангелы — существа несколько иного порядка, из другого измерения.
Я пошёл на крик, и заглянул в ещё одну комнату — однако вместо вопящего младенца я увидел красно-оранжевого монстра, гораздо крупнее, чем новорождённый. Этот клыкастый, когтистый монстр сидел в углу, доедая останки своих родителей — в тот миг мои и без того редкие волосы стали седыми.
В другом углу той же неосвещённой, неосвящённой комнаты полулежал безногий зеленоватый труп ещё одного человека, из-под брюха которого по полу струился целый поток глистов.
В шоке я выбежал оттуда, но попал не в коридор, где уже бывал, а в незнакомую мне улицу — галерею, усеянную трупами там и сям. Повешенные, изувеченные, искалеченные тела; все в крови, и во взгляде их — предсмертный ужас. Что или кого они видели на закате своей жизни? И кровь стыла в моих жилах.
Я бросился прочь, и забежал в ближайший дверной проём, и вот: я очутился в некоем зале, в центре которого стоял трон. На троне том восседал облачённый в средневековый плащ скелет, и пил из кубка какую-то красную жидкость. По левую и по правую руку от сидящего на троне находились такие же два скелета в плащах, и также пили. И исходило от них омерзительное, смрадное зловоние.
Убежав, в очередном чулане я наткнулся на одиноко стоящий стул, на спинке которого висело полотенце. Усевшись на стул, я вытер полотенцем пот со своего лба. Но не успел я перевести дух, как потолок чулана сорвало ветром, а мой стул вместе со мной летит ввысь, а ведь я крайне страшусь высоты. И обрушились тотчас на меня молнии, и я потерял сознание от всех этих электрических разрядов.
Очнулся я в поле, усеянном одинаковыми, белыми, мраморными, крестообразными надгробиями, и не было им ни начала, ни конца. И довелось мне увидеть, как неподалёку колдуют пятеро незнакомцев, одетых в чёрное, и лиц их я не видел из-за надвинутых капюшонов. Эта пятёрка стояла вкруговую перед каким-то круглым, каменным подобием стола, и хранили молчание — но я-то знал, что собрались они здесь не просто так, и что сопутствующее багровое небо только на руку их обряду, ритуалу.
К счастью, я всё-таки проснулся — для того, чтобы заснуть вновь. Ибо не всегда мне снятся кошмары: порой иногда предо мной предстают столь прекрасные образы, что я хочу, чтобы подобные видения длились бесконечно долго. Мир грёз мне милей, нежели мир реальный, ибо там мне действительно хорошо. Там я лидер и хозяин, там все считаются со мной. Там никто не обижает, не унижает и не бьёт меня; не кричит, не ругает и не наказывает. Никто не подшучивает, не насмехается надо мной, воспринимает всерьёз. Там я вижу улыбки на лицах при своём появлении; мне рады там всегда. Никто не холоден со мной, ласков, нежен, дружелюбно настроен; меня принимают таким, какой я есть, со всеми моими духовными и физическими недостатками. Правда, жаль, что редко я могу всё это записать, потому что всё хорошее улетучивается вмиг — лишь плохое преследует меня ещё некоторое время, лишь дурное запечатлевается на бумаге или текстовом редакторе...
Притча о грешниках
На окраине одного колумбийского городка расположилась вилла с дивным видом на море, с одной стороны, и окружённая горами и лужайкой с другой. Особняк был большой, красивый, величественный, и состоял из трёх этажей. Громадный домик изобиловал всевозможными арками, колоннами, верандами, балконами и лоджиями. Дом был обнесён высокой бетонной стеной, что говорило о закрытости его обитателей. Помимо стены, неприступность здания увеличивал чёрный и мрачный забор, тогда как сам особняк был выполнен в бежевых тонах.