Истуканы на этот раз отреагировали на наше появление куда быстрей, пытаясь повернуться и посмотреть на незваных гостей. Отвратительно въедливый шепот снова заставил нас зажимать уши, но кое–кто был ему рад. Семеня множеством ножек, Цахесы кинулись к своей добыче, словно к желанному лакомству и быстро преодолев разделявшее их и истуканы пространство, начали карабкаться на них.
Не задерживаясь, мы прошли в центр круга, готовясь продолжать действовать по плану. Давление звука становилось все меньше, когда статуи одна за другой отвлекались на пернатых малюток, щекочущих жгутами лжи их грубые уши. Я с тайной гордостью смотрел, как выпучивались от ярости каменные глаза и раздувались в бессильном гневе ноздри, а рот раскрывался все шире и шире в поисках возражений такой наглой провокации. Но вот и последний идол открыл рот, желая как–то противостоять наглым и хитрым Цахесам, и ждать было нельзя.
- Фас! — выкрикнул я, и двенадцать моих маленьких помощников одновременно сунули в раскрытые гранитные рты столь бережно хранимые ими до этого в своих брюшках растения.
Сеть трещин пробежала по гримасничающим гигантам, а затем оглушительные взрывы окатили нас градом призрачных осколков, не нанесших нам вреда. Но Цахесы, оказавшиеся почти в эпицентре, были мертвы — такой была цена их победы.
Отвернувшись от рушащихся статуй, я сосредоточился на иллюзии — дух Мегу приходил в себя.
Как странно выглядела она здесь, среди груд камня и выжженной травы, на вершине безымянного холма, с трудом приходящая в себя после долгих лет в забытьи — невинное дитя среди цепей, дух, в себе потерявшийся, наивная в неведении своем, всемогущая и беспомощная Мегу! Но не было времени думать о таких мелочах, когда каждая минута работала против нас.
Соу не теряла времени понапрасну, и с каждым взмахом ее руки очередной стеклянный шарик лопался, прорастая зарослями щерящегося чудовищными шипами терновника. Первый рубеж обороны был почти готов.
Наконец Мегу открыла глаза, и слезы радости крошечными каплями повисли на ее ресницах.
- Ангел, ты пришла за мной! Ты заставила их замолчать!
- Не я, Мегу. Не я, а один наш знакомый. Ты ведь читала о нем когда–то?
- О ком, ангел? — она только сейчас заметила, что они не одни, — О…
- Да, дитя, — я склонился над ней, нежно вытирая слезы черной кожей перчатки, — Оле–Лукойе.
- Но это значит… — Мегу выглядела растерянной, — Ты младший Оле?
- Да, тот, которого увидел в воскресном сне маленький мальчик Яльмар сто девяносто шесть лет тому назад.
- Но…где твоя лошадь? — памяти Мегу можно было позавидовать.
- Ждет нас внизу, дитя, — я опустился рядом с ней на колено, обнимая хрупкое тело, заглядывая в глаза, — но я должен задать тебе вопрос..
- Да, Оле, я готова. Я давно была готова к нашей встрече, очень давно.
- У тебя были хорошие оценки? — прошептал я, ломая в руке хрупкую ампулу с серой пылью.
- Нет, — неожиданно ответила она, — наверное, плохие.
- Все хорошие люди так говорят, — улыбнулся я и дунул ей в лицо золой асфоделей.
Она расслабилась, улыбаясь, обмякла у меня на руках, глаза затуманились, дыхание стало спокойным и ровным. Мегу снова спала.
Я бережно опустил ее на каменную плиту и осторожно отошел. Теперь счет шел на секунды. Соу уже призвала Лемпику, открывая нам с Суигинто проход дальше, в святая святых, в сон души Мегу. Но Первая вдруг заколебалась, остановилась, замерла.
- Что случилось, Суигинто? Поспешим!
- Песня…она звучит иначе…в ней появилась горечь! Я отравила ее, испортила…
- Нет, не испортила. Сделала настоящей. Идем, не медли — другого шанса не будет, она просто умрет.
- Умрет?!
- Без Песни ей не проснуться, а мы не сдержим Море. Не время говорить, идем!
И не дожидаясь ответа, я нырнул в воронку, навстречу неизвестности.
Я не видел, как позади вырвались черными гейзерами столбы мутных вод, как лопались в терниях и бессильно стекали обратно мягкие тела первых порождений безумных глубин, как стальным вихрем вспыхнула Соу, освобождая чистую ярость против порождений влажной бездны… Только ее боевой клич эхом продолжал звенеть в ушах до тех пор, пока я не вступил в наипотаённейший уголок мира Мегу.
На несколько мгновений меня загнало в ступор видение этой реальности — да и можно ли назвать это видением? Круговорот красок, которые были эмоциями, натянутые струны убеждений, причудливые змеи мыслей, скребущая метелица сомнений, колышущиеся полотна воспоминаний, звуки, не слышанные ухом и запахи, имени которым нет под луной — вот как принял меня внутренний сон Мегу.