— Трагедия как будто подтверждает предрассудок, сложившийся в нашей профессии против женщин, — говорил сухопарый лысеющий врач. — Но я всегда был против предрассудков. И отчасти по этой причине, несмотря на случившееся, решил просить вас стать старшим хирургом.
Жени чувствовала запоздалую реакцию, но все же была способна понять, какой необычный поступок совершает главный хирург: заменить одну женщину на другую, сделать ее, врача с шестилетним стажем, старшим хирургом и поставить над другими, кто уже работает семь или восемь лет, — это было весьма необычно.
— Решение принял я сам, — продолжал он. — Но доктор Ортон его горячо поддержал.
Жени попыталась улыбнуться.
— Враждебность к вам из-за повышения может усилиться, но для этой должности вы самый квалифицированный врач. Ваш послужной список безупречен, вы обладаете богатым опытом, и ваши научные работы получили заслуженное признание.
— Спасибо.
Руки Мессера по-прежнему покоились на крышке стола. Он говорил тихим голосом, как будто берег силу легких.
— Может быть, вы и не станете меня благодарить, когда приступите к работе. Сэлли Брайт не первая сломалась под гнетом напряжения. У вас не останется времени на исследовательскую работу или на что-либо другое. В вашем ведении окажутся шестьдесят пациентов, включая тех, кто проходит курс интенсивной терапии: три клиники, где в каждой от тридцати до пятидесяти больных. Вы будете оперировать своих пациентов и в экстренных случаях. О предубеждениях против женщин вы знаете, но теперь и ваша собственная бригада будет относиться к вам по-другому. Так что удачи вам.
— Спасибо, — повторила Жени.
Она вышла из кабинета доктора Мессера, думая о Пеле, как всегда, когда жизнь подбрасывала на ее пути очередной камень. Но связаться с ним в Югославии она не могла. Теперь он был вне досягаемости, и у Жени не было на него прав.
Нужно позвонить Чарли. Но стоило ей повернуть за угол, на нее набросился медик из интернатуры, сестра и два врача — каждый со своими проблемами, возникшими за последние полчаса.
Лишь дома, не в силах есть от усталости, она смогла позвонить Чарли. Надо, чтобы подруга узнала все тут же.
Чарли сочувствовала, поздравляла Жени с новой должностью, успокаивала ее.
— Но это означает… — начала Жени.
— Понимаю. Ты не сможешь писать книгу.
— Сейчас нет. Может быть… удастся все отложить?
— Может быть, — успокоила ее Чарли. — Не волнуйся об этом. Буду пока сама потихоньку царапать. Обязана перед своей аудиторией. А у тебя там своих забот хватает; прежде больные, а читатели потом.
— Чарли, я тебе никогда не говорила, что ты сказочный человек?
— Наверное, говорила, но я не помню.
Жени усмехнулась:
— Привет всем твоим. Вы мне столько дали!
— Что именно? — в этом была вся Чарли, подумала Жени. Человек бесконечной доброты, но не терпящий сентиментальности.
— Вернули аппетит, — ответила она и повесила трубку. Великодушие Чарли немного улучшило ее настроение. Она приготовила легкий ужин из сыра, хлеба и фруктов, сбросила туфли и включила музыку. Писать книгу с Чарли было бы наградой в жизни. Но подруга была права: в карьере Жени сейчас больные стояли на первом месте.
Грудь выглядела хорошо, несмотря на все еще кровянистую линию швов. Жени осторожно дотронулась до кожи:
— Не больно? — спросила она полную седовласую женщину.
— Доктор, дорогая, — широко улыбнулась женщина. — Боль не имеет никакого значения. Мне вернули грудь — вот что важно.
Три года назад у миссис Гроллман была удалена грудь. За это время новых опухолей не возникло и хирург дал разрешение на восстановительную операцию. После операционной та постоянно была в приподнятом настроении и неумолчно болтала:
— Мой муж Морти мне все повторял: «Радуйся, что жива». Конечно, это славно. Но живы все. И каждый, не только мужчины, хочет выглядеть получше. Разве я не права?
Продолжая осмотр, Жени улыбнулась миссис Гроллман, а ту все несло:
— Морти груди до лампочки. Я ему как-то сказала: «Морти, ты ляжешь в кровать с носорогом и даже не заметишь». Но он не обиделся. Ответил, как философ. «Если Бог лишил женщину груди, нужно любить ее с той, что осталась». Я тогда расхохоталась. Представила, что у мужа два хобота вместо одного. Но сама просто с ума сходила. Не могла на себя в зеркало смотреть, не ходила в магазины одежды, не хотела, чтобы продавщица меня видела.