Потом музыка грянула снова, и Жени закружилась в руках курчавого юноши, который шептал ей на ухо, что они встречались и раньше в мечтах и что ей непременно нужно поехать с ним на яхте к его родителям в Рио. Но прежде чем она успела ответить, рядом оказался Пел и встал между ними.
— Ну, будет. Я хочу получить назад свою девушку.
Она уже была готова танцевать с Пелом, но в это время музыка стихла. Пары распались, и все начали выкрикивать цифры, считая обратно от десяти. Рука Пела лежала на Жениной талии: «Четыре, три, два…» Потом раздались ликующие крики. Комната окунулась в темноту: «С Новым годом! С Новым счастьем!»
Пел притянул ее к себе, Жени подняла голову, и их губы встретились, прижались друг к другу. Жени вновь показалось, что она плывет, поцелуй пронзил ее тело. Губы прижимались все настойчивее, их рты слились, а потом она почувствовала его язык и отпрянула в тот самый миг, когда зажегся свет. Снова заиграла музыка, и все запели: «Позабудем мы старых знакомых…»
В электрическом свете Пел странно улыбался ей и сжимал ее руку:
— С Новым годом, Жени. С новым десятилетием, — потом наклонился и прошептал: — Это наше начало.
9
Каждую выпускницу просили, а на самом деле обязывали прийти к мисс Виллмотт для «небольшой приватной беседы о будущем». Сидя на краешке плюшевого кресла с салфеточкой на спинке, Жени старалась сохранить спокойствие.
— У вас великолепный ум, дорогая. Вы должны следовать за ним, как за маяком, — Виктория Виллмотт улыбнулась своему замечанию. Она скорее бросалась словами, а не выговаривала их. — Поздравляю с зачислением в Редклифф.
— Спасибо, — смиренно ответила Жени. Мисс Виллмотт напоминала ей оловянного солдатика, из которого давным-давно ушла кровь и жизнь.
— У вас уже есть какие-нибудь планы, Евгения? Вы знаете, что хотели бы изучать?
— Медицину, — пробормотала Жени.
— О?
Снисхождение, прозвучавшее в этом восклицании, заставило Жени проговорить увереннее:
— Хирургию. Я хочу пойти в медицинскую школу и стать пластическим хирургом.
— Вот как! Лучшая из моих девушек собирается сделать такую странную карьеру. Не очень-то это поощряется. Предпочтительнее было бы выбрать акушерство или педиатрию.
Жени хранила молчание, только положила ногу за ногу.
— В нашей стране, — терпеливо объясняла мисс Виллмотт, — женщины редко идут в медицину, но некоторые так, безусловно, поступают и преуспевают в ней. Но в пластической хирургии, насколько я знаю, нет ни одной женщины. А выпускницы Аш-Виллмотта способны на большее, чем менять внешность людей, — старшая управляющая улыбнулась. — У вас прекрасная голова на плечах, дорогая. Так будем надеяться, что вы не соблазнитесь внешним блеском. Тщеславие суетно и бесполезно.
— Но…
Мисс Виллмотт сложила руки:
— Люди должны жить с теми лицами, которыми наделил их Господь, — изрекла она.
— Но если Бог позволяет младенцам рождаться с изъянами или если он позволяет калечить людей на войне, не думаете ли вы, что кому-то нужно им помочь? — спросила с чувством Жени.
Мисс Виллмотт коснулась зубов кончиком языка, сложила пальцы пирамидкой.
— Понимаю, — ее голос сделался стальным. — Но если вы собираетесь заниматься такими ужасными вещами, дело ваше. Хотя, может быть, вы прислушаетесь к моему совету и изберете более разумную карьеру.
— Спасибо, мисс Виллмотт, — Жени выдержала взгляд женщины и, не обменявшись с ней рукопожатием, вышла из кабинета.
В общежитии она набросала Лекс записку: «Старая ведьма. Сорок лет занимается «образованием женщин» и заботится только о том, чтобы сделать из них домашних хозяек. В России большинство врачей — женщины. Но наша старуха говорит, что не может рекомендовать карьеру пластического хирурга. Безмозглая, как дряхлая корова».
Но храбрость Жени перед старшей управляющей отчасти подогревалась сознанием, что за неделю до выпуска мисс Виллмотт мало что могла сделать, чтобы помешать ей выбрать профессию и выступить в школе с прощальной речью.
Бернард, довольный похвалами, которые получила Жени, обнял ее за плечи, когда они прогуливались после церемонии:
— Славно! — он широко улыбнулся ей. — Я тобой горжусь, Женя.
— Теперь меня зовут Жени, — вновь напомнила она, чувствуя, что похвала относится к нему самому — правильно поставившему на фаворита.