* * *
Две иголки, пара ниток. Проще нет продеть сквозь ушки.
Больно умными, пожалуй, стали швеи-простодушки.
Есть инструкция простая, но они не попадают,
символический напиток восхищённо потребляют.
Скажем так, столу напиток прямо перпендикулярен.
То ли Гинзбург, то ли Гинзберг, то ли Лев, а то ли Аллен.
То ли Айзек, то ли айсберг. Через год и он растает.
Подростковые макушки Заратустрой зарастают.
Слава труженикам славным, не вальяжным, а прилежным,
собирающим ракеты… и валежник? И валежник.
Как сказал один подросток, в синем небе звёзд до чёрта
(ни одной из канцелярий речь его неподотчётна).
Что услышит, что увидит в эту дивную погоду,
если выйдет истеричка из себя по QR-коду?
Манька, Ванька, Трамп, Собянин — все застыли в трансе неком.
Если б я поэтом не был, я бы стал бы человеком.
* * *
Девятнадцатым веком пахнуло
из дубовой утробы стола.
Безупречная дева-акула
от стены до стены проплыла.
Пожелтевшая хрупкая пресса,
самоварный непарный сапог.
Люди склонны не чувствовать веса
наступающих страшных эпох.
Молодое пока молодое,
а уже ведь случился надлом,
замаячила над слободою
безупречная дева с веслом.
Керосиновый пьяница зыркал
сквозь стеклянную жирную муть.
В готоваленке бронзовый циркуль —
чтобы круг бытия отчеркнуть.
* * *
В менестрельствах сидят менестрели,
вспоминают, как жили в Удельной
и сквозь минус шестнадцать смотрели
на кудлатые ноздри котельной.
Как чертили по инею замки,
как мечтали о том и об этом,
уходя за разумные рамки,
не умея мечтать о конкретном.
Пробудись, о конец девяностых!
Серебром на ресницы мне брызни!
О, седая берёза в наростах!
О, подборка «Наукаижизни»!
Пробудись, обрастая по новой
тем же мясом туманной идеи.
В электричке до «Станцияновой»
новой магией я овладею…
Но драконам на горе и йетям
не доехать туда, не дотопать.
Между тем человеком и этим
вот такая вот (жест) хитропропасть.
* * *
На Воробьёвых безупречно,
пустынный берег аж звенит.
Прекрасен склон, прекрасна речка,
асфальт прекрасен и гранит.
Ни пиджакряков женихацких,
ни леденящих тротуар,
в смешных трико, в миндальных касках
велосипедствующих пар.
В трудах разнообразных Ленин
народам указал пути.
Такой простор для размышлений,
куда бы мысленно пойти.
Гундосит одиноко триммер,
холмам равняющий виски.
Неустановленный Владимир
благословляет Лужники.
* * *
В пространстве между тьмой и светом
вспухают главные дела.
А вот чудовище из шкафа.
А вот — художница сидит.
Она — творец в густых потёмках
на разделительной черте.
Она — одна из невесомых,
она теней имеет две.
В бедро упёрлась левой тенью,
а тенью правой держит кисть.
Рисует в сумерках картину,
и ночь не смеет наступить.
* * *
Розовый лотос — сон Махариши.
Мёртвые кошки — грозные мыши.
Грязные мыши, грузные мыши.
Запах замазки. Дачные крыши.
Смыты потоком неторопливым
дачные сотки с «белым наливом».
Новое тело — новое дело,
Родина нас отпускать не хотела.
Будущий Джонни с будущим Билли
солнце в Нью-Йорке похоронили.
То ли ватрушка, то ли подушка —
между развалин скачет зверушка.
Всё повторяют новые виды.
Вот архимеды, вот пирамиды.
Смуглый товарищ у аппарата.
Бхагавадгита. Махабхарата.