На самом деле сегодня хоронили одного человека, по которому мир точно не будет скучать. Два дня назад отец испустил дух в собственной постели. Об этом я узнал вчера от мамы. Также она мне сообщила, что отец переписал завещание на моего кузена Максима, оставив маме квартиру. Волновало меня это на ноль процентов, ибо уже начал с Мишей заниматься разработкой курортного центра в Анапе.
Я продал рекламное агентство и свою долю к компании отца, вложив часть средств в проект "Венюа Элмс", еще часть в банк и остальное ушло на покупку соседней квартиры. Нужно было места для детской и отдельной ванной с санузлом. Кара предложила переделать кабинет, но я был категоричен, ибо он мне был необходим. А помощь моего тестя я напрочь отказался принимать. Чёрт, я сам и способен обеспечить свою семью.
Из-за этого было очень много споров, в результате которых я оказывался "скотиной, зажмотившейся на родимой кровиночке". Решение пришло, когда мой сосед решил продать свою студию. Этот вариант устроил уже всех.
Стена между квартирами была сломана и вовсю шел ремонт. Кара переехала к отцу на это время, я же предпочел остаться и следить за продвигающейся работой. Хоть Миша и уверял меня, что все будет сделано в лучшем виде, но, как говорится, пока не увижу - не поверю. В конце концов, лучше сейчас все будет сделано как надо, чем потом переделывать.
Новости об отце меня настигли, когда я занимался ремонтом. Но вместо того, чтобы приехать на похороны, отправился Алабушевское кладбище.
- На самом деле я не знаю, что сказать, - говорю я. - Уже прошло столько лет и многое переменилось. Уверен лишь в том, что мне очень жаль. Я не хотел давать ложных надежд или же причинить тебе вред. Очень не хотел, Варя. Прости, что в тот день не побежал за тобой и не сумел успокоить. Узнать всю правду.
Более ничего не сказав, я последовал вон из кладбища. Дождь продолжал бить мне в лицо, пока мои ноги стремительно пересекали территорию. Стоило мне оказаться за воротами кладбища, как телефон в кармане завибрировал. Мои брови удивленно приподнялись, когда увидел имя беспокоившего меня.
- Да?
- Добрый день, Родион Евгеньевич, - говорит своим безэмоциональным голосом Гавриил Владимирович. Нотариус нашей семьи, если быть точнее. - У вас найдется сегодня время заехать ко мне?
М-м-м, неужели отец что-то решил мне оставить? Сомнительно, но стоит подъехать и решить этот вопрос.
- Через час буду.
На случай неожиданных форс-мажоров, я всегда держал в машине чехол с костюмом. Жутко раздражало, когда кто-то из посторонних видел меня в грязной, помятой или же мокрой одежде. Вид задает тон восприятия людей тебя. Цинично, но правдиво.
К нотариальной конторе я подъехал ровно через пятьдесят три минуты, спустя еще четыре уже был в кабинете Гавриила Владимировича. Нотариусу уже было за шестьдесят. И хоть морщины обсыпали его узкое лицо с длинным вытянутым носом и хитроватыми карими глазами, но мужчина сумел сохранить осанку тощей фигуры.
- Чай, кофе или же коньяк? - протягивает мужчина.
- Сядьте и объясните суть моего приезда сюда, - ровным голосом отвечаю, не спуская прямого взгляда с Гавриила Владимировича. Тот искривил губы в улыбке, усаживаясь в кожаное кресло и пододвигая одну из папок на столе к себе.
- Вы действительно очень похожи на покойного Александра Гордеевича. Пускай земля ему будет пухом, - говорит Гавриил Владимирович. - Собственно говоря, речь пойдет о нем. Ваш дед перед своей смертью наказал мне огласить первую часть завещания сыну Евгению Александровичу, а вот вторую своему единственному внуку, то бишь вам, и только после гибели вашего отца. Александр Гордеевич оставил вам письмо. Можете прямо сейчас с ним ознакомиться, если желаете.
Нотариус протянул мне запечатанный конверт. Я разорвал верхнюю часть и вытащил письмо. Меня словно обдало током, когда я прикоснулся к нему и вгляделся в сильный почерк с небольшим уклоном вправо.
"Дорогой внук,
Ты застал это письмо взрослым мужчиной. Возможно, уже обзаведшись женой и детьми. Оберегай их и не дури. Семья - это самое правдивое лицо мужчины.
Теперь о делах. Если в тебе также сильна моя кровь, то значит ты уже дал отпор Евгению. Наверное, это наша фамильная черта - воевать с сыновьями. Но это мое упущение: роскошь и блажь сделали его подлючим гаденышем, которого я обязан был придушить сапогом. Не совершай моих ошибок.