Муж уже ждал в машине, когда наконец-то появилась мама Мила. Говорливая, молодая и упругая, как пружинка.
— А я испугалась, что придётся ещё сутки дежурить, — сказала Нина Владимировна мужу, плюхнувшись на сиденье рядом. — Такой день...
— Ты бы хоть поздоровалась, — перебил он её.
— Ой, извини! Здравствуй.
Нина Владимировна потянулась к мужу и поцеловала его в щёку.
— Как ты? У Никитки сыпь прошла?
Муж не ответил. Так и ехали молча, пока не показался их дом, добротный и красивый.
Дома побродила по комнатам, разложила по местам разбросанные вещи мужа, приготовила завтрак и вышла в огород. в огород. Остановилась, залюбовавшись приземистой яблоней, усыпанной красными плодами, которую весной спасла от выкорчёвки. Представила, как завтра дети будут, хрустко откусывая, уплетать яблоки. Улыбнулась. Мысли о детдомовцах не отпускали её весь день. И о себе тоже. «Что я знаю о себе на сегодняшний день? — думала она. – Из чего состоит моя жизнь?»
Её жизненное время, как слоёный пирог, разделено на разные жизни. Нина Владимировна помнила себя ещё трёхлетней девочкой, а сейчас она бабушка, выгуливающая внуков, но она та же, какой когда-то появилась, существует, а однажды исчезнет.
Нина Владимировна снова который раз вспоминала, как Карина отчитывала её за то, что она разрешила Андрюшке и Мадине посидеть за компьютером в комнате «мам»
— Это нельзя! Понимаете?
«Ты хочешь показать нам, что бывает другая жизнь? Но что нам с того?» — прочитала она на лице разъярённой девочки.
— Это детский дом. Понимаете?
— Но всё-таки ключевое слово — «дом».
— Это наши порядки! Понимаете?! — прокричала Карина ей в лицо, а затем развернулась и вышла, хлопнув где-то на веранде входной дверью.
Было обидно. До слёз. Думала она и о муже. Он каким-то образом больше не был тем же человеком, каким был два дня назад. Почему этот человек рядом меня не понимает? Нет, он просто не хочет этого сделать. Они просто привыкли, что я обслуживаю только их, — жестко, с еле сдерживаемой неприязнью, подумала Нина Владимировна.
Подумала и не позволила мысленно обвинить во всём только себя.
На следующий день Нина Владимировна проснулась рано, как просыпалась теперь каждое утро, и приоткрыла окно. Серый рассвет только вползал во двор. Как-то тоскливо шуршали берёзки под окном.
Нина Владимировна заплакала. По-воровски, украдкой. Перекладывать свои проблемы на чужие плечи она не умела.
Затем, выбравшись из постели, подошла к зеркалу. Пожилая уставшая женщина смотрела ей в глаза, отчаянно и тоскливо. Нина Владимировна улыбнулась женщине краешками губ.
Завернувшись в плед, вышла из дома. Всё крыльцо было усыпано сухими листьями. Неотвратимость осени. Долго сидела на ступеньках.
Вышел муж, испуганно спросил:
— Тебе плохо?
Она покачала головой.
— Померь давление, — сказал он, ещё немного постоял и вернулся в дом.
Как всегда, приняла душ, приготовила мужу завтрак. Собрала полную сумку и облегчённо вздохнула, когда наконец-то села в машину, чтобы ехать на работу.
— Ваня вчера вены резал, — сообщила ей мама Мила на бегу, передавая смену.
— Вены? — Да, весёленький вечерок у нас был.
— А почему?
— Ясно дело — почему. Набухался с дружками и давай.
— Как его в психушку не забрали?
— Так он и так там на учёте. Да они все у нас психи!
«О чём думал вчера пьяный Ваня? Как мне с ним поговорить? Что мне ему сказать?» — думала Нина Владимировна, пока готовила детям завтрак.
Будить ребят, как того требовал режим, висевший в коричневой рамочке под часами в прихожей, не стала, поэтому в доме было тихо до обеда. Они с Мадиной, которая появилась, как только мама Мила закрыла за собой дверь, постирали, пропололи грядку, сварили обед…
— Почему Мадина вечно на кухне торчит? — снова отчитывала Нину Владимировну Карина.
— Пошла на площадку! — кричала она Мадине. Та уходила, но через время опять появлялась возле «мамы».
— Отстань со своими тупыми правилами, — сердилась Нина Владимировна
— Здесь детский дом, и у нас свои правила, — выходила из себя Карина. — И они не тупые! тупые! «И не лезь к нам со своей жизнью, живи ею там, за дверью» — говорил её взгляд.
«А может, эта девочка права? — подумала Нина Владимировна. — В той — твоей — жизни их выбросили. У всех семерых есть родственники, а у Вани и Данила — даже мама. Почему и за что — они не знают. А в этом доме им хоть что-то понятно, пока не приходит тётя Нина и не пытается это что-то изменить. А потом такие умники, как ты, уходят, а они остаётся. И лучше, если есть какие-то правила, тогда дети знают, как себя вести и что делать».