Нина Владимировна вышла из дома. Карина сидела на нижней ступеньке. Нина Владимровна села рядом. По щекам девочки текли прозрачные слезинки. Протянула руку обнять, но тут же отдёрнула, подумав: «Поверит ли она мне?» Карина сама повернулась к ней и прижалась горячим лицом к её шее. — Простите меня. Такая я есть. — Ничего, ничего, — растерянно и благодарно шептала Нина Владимировна и гладила девочку по жёстким волосам.
А с Ваней Нина Владимировна так и не поговорила. Не решилась.
Ночью искали Данила. В полицию на свой страх и риск Нина Владимировна не сообщала. Утром Данил нашёлся в детдомовской бане. Отец одноклассника обвинил его в краже велосипеда, и мальчик боялся прийти домой. Вызванная полиция велосипед нашла.
«Что я могу сделать с их одиночеством?» — думала Нина Владимировна. И ломала меню своими блинами и пирожками. Каждое утро, просыпаясь на рассвете, мыла веранду, складывала обувь, подметала двор и уезжала в свою жизнь. Через сутки возвращалась в этот дом, и начиналось всё сначала.
Карина цеплялась к каждой мелочи и устраивала скандалы из-за пустяков. «Просто эта девочка, как и все в этом мире, хочет быть любимой и значимой, — пыталась объяснить её поведение Нина Владимировна. — Кто же этого не хочет…».
Нина Владимировна не понимала: Карина защищается или нападает?
Или, играя в свои игры, пытается манипулировать, как ей показалось, слабым человеком. Доброту она восприняла как слабость. «А это доброта — то, что я для них делаю? И для чего-то же этот детский дом мне дан. Что-то же он мне должен был разъяснить? Ничего, ничего, — думала Нина Владимировна, — я старше, я сильнее».
Прошёл месяц. Утром последнего дня Нина Владимировна проснулась чуть свет. Открыла окно. Погладила белые рубашки — сегодня линейка в школе. Помыла детскую обувь, напекла блинов. Мальчишки спали. Мадину вчера отвезли в школу-интернат для слабовидящих, а Карине мама Мила разрешила ночевать у одноклассницы.
Привычно шелестел тополь за раскрытым окном.
Мужу позвонила, чтобы не приезжал за ней. «Ладно», — согласился он, не узнав почему Напарницу ждала на крыльце. Там же с ней и попрощались. Домой она не пошла. Хотелось остаться наедине с собой и, прежде чем вернуться в свою жизнь с хорошим кофе по утрам, с любимыми хризантемами в саду, хотелось сделать паузу и обдумать все, что происходит во внутреннем и внешнем мире.
Закрапал дождь. Она набросила капюшон куртки и просто побрела по старой аллее. Сквозь поредевшую листву уже просматривались искривленные позвоночники деревьев. Повинуясь какому-то импульсу, она пришла к бетонным коробкам серых домов. Безликие пятиэтажки пытались сдавить старый двор, обступив его с четырёх сторон.
Воробьи, словно воришки, вспорхнули стайкой на дерево, когда она подошла к покосившейся лавочке у подъезда. Села, подняла голову и посмотрела на третий этаж.
Вот они, их два окна. Первая квартира, которую они получили как молодые специалисты. Муж легко привык к этому городку. Ей же долго снился родной город. Большой, шумный, красивый.
Здесь родились их дети, дочь и сын. Выросли и ушли. Вот песочница, где играли, а вон облезлая беседка в углу двора, где они, повзрослев, сидели с ребятами вечерами. Двор тогда был шумным и звенящим.
«Как я хочу домой! — неожиданно подумала Нина Владимировна, подсознательно понимая, что имеет в виду не тот дом, в котором она сейчас живёт. — Как я хочу домой!».
Жизнь оказалась короче, чем планировалось, да и сложилась она не совсем так, как мечталось. Эту мысль непросто принять. А ей, прикорнувшей на краю старой лавочки, хотелось быть просто счастливой. Счастливой обычным человеческим счастьем.
« А может, я счастливая? На каких весах это взвесить? — продолжала она свой тягостный диалог. — Что было сделано в жизни не так? Ей подумалось, что она скрывает от себя ответ, что истина как несколько бусинок на дне водоёма, но она не опускает за ними руку, боясь холода воды. «Тебе просто не хватает любви, ты не умеешь ощутить родство и связь с такими же, как ты», — говорила она себе, отчётливо понимая, что ей подвластно уже далеко не все и она вряд ли успеет уже что-то в своей жизни изменить. Жизнь уже построена.
Из подъезда вышла старая женщина, они полуулыбнулись друг другу, но женщина не узнала Нину Владимировну и медленно, слегка подшаркивая, пошла по своим делам. Эта женщина давно жила одна, но никогда не жаловалась «Почему мы так обеспокоены тем, чтобы окружающие не догадались, как мы одиноки?» — думала Нина Владимировна, долго провожая её взглядом…