А мне рядом с мужем всегда было спокойно. Я любила, обняв со спины, смотреть Серёге через плечо, когда он сидел в своём ноутбуке. Ему было неудобно так работать, но Серёга ни разу не отстранился.
Мне казалось, что мы уже лет пятнадцать женаты, а наша Машка только в этом году пошла в первый класс.
А с тобой мы каждый раз встречаемся как впервые. Ты говоришь мне «родная» и кажется, что я самая защищённая женщина во вселенной. Ты наклоняешься надо мной, и весь мир исчезает.
В этом году Машка пошла в первый класс, и начались проблемы. Нет, не у дочки, Машуня у нас не избалована и умница. Её учительница, Анна Сергеевна, возненавидела меня с первого взгляда. Бывает и так. «Тупая», — обозначила причину моя мама.
— Осень наступила,— говорю я тебе по телефону.
— Давай, погуляем по городу, — предлагаешь ты.
Я молчу.
— Давай, тогда просто посидим в парке.
И мы сидим. Рядом пылает клён причудливо резными листьями. Мы смотрим в небо. Оно глубокое и пронзительно голубое. Господи, до чего же красиво!
С тобой я научилась радоваться мелочам. С тобой рядом я счастлива просто так.
Затем ты отвёз меня в школу. Мы сидели какое-то время в машине — не было сил расстаться.
— Давай, уедем куда-нибудь, — кажется, вполне серьёзно сказал ты.
— На необитаемый остров, — грустно засмеялась я и, поцеловав тебя, наконец-то вышла.
В конце следующего рабочего дня позвонил Серёга, предупредил, что он Машу из школы заберёт, так что могу не торопиться. Не смогла бы назвать точное время, когда Серёга догадался, что со мной что-то происходит, но он догадался. И старался поддержать, как мог.
Но последнее время в глазах мужа металась тревога. Глаза всегда его выдают.
Потянуло холодком отстраненности.
Он также утром вставал первым и, пока я дрыхла, качался, принимал душ, готовил завтрак. Но он перестал дотрагиваться до меня как раньше. Я всегда сквозь сон чувствовала, как он касается губами моего плеча или проводит пальцем по руке. Сейчас он просто осторожно выползал из нашей постели. Было невыносимо, но я была ему благодарна за это.
После работы поехала в парк, на скамейку, где мы вчера сидели с тобой. Клён был на месте. Клён как клён. Мир без тебя делался обыкновенным.
Когда я вернулась домой, Машка спала на диване. Серёга был на кухне.
«Ужинает в сухомятку», — укорило меня чувство вины.
Муж сидел, положив руки на стол. Красивые мужские руки
— Садись,— указал Серёга на стул перед собой.
— Так, приплыли,— сказал Серёга и уставился мне в глаза, а затем медленно перевёл взгляд на шкаф за моей спиной. И больше уже не смотрел мне в лицо.
— Ты, ты…
Я видела, как он сжал кулаки.
— Ты на хрена за Машкой приезжаешь со своим…— Серёга грубо и с удовольствием выругался.
— Нет, ты не понял. Я на такси за Машей…
— Анна Сергеевна тупая, но не дура, — перебил меня Серёга.
— Серёжа, … Серёжа, пожалуйста. Серёжа, там же Маша…
— Не блей, — зло сказал Серега. — Если такая смелая, давай говори, как жить дальше. Будь героем до конца.
До какого конца? До конца чего?
Я сидела на самом краешке стула, и у меня по щекам катились слёзы.
Сережка резко встал, я отшатнулась и прикрыла лицо ладонью.
— Ты что дура? Ты думаешь, я тебя бить стану? — с каким-то надрывом крикнул он мне. В комнате испугано заплакала Маша.
Серёга быстро вышел и принялся её успокаивать. Затем они сели перед телевизором. А я так и просидела на кухне до темноты.
— Пап, ты опять в командировку?— захныкала утром Машка, указывая на набитый под завязку рюкзак у входной двери. Серёга промолчал.
До того, как начала учить жизнь, моим учителем была мама. А мама всеми своими поступками вдалбливала, что всегда нужно чем-то или кем-то жертвовать, а в идеале надо уметь жертвовать собой. А кем же ещё? Не Серёгой же с Машкой?
— Мы должны расстаться,— сказала я тебе по телефону и умерла. — Прости.
Вещи Серёга собрал, но не ушёл. И потянулось мирное сосуществование на общей территории.
Я брала дополнительную работу, бегала утром и вечером на стадионе перед нашим домом, ходила на психологические тренинги, я даже рассказ отправила в журнал, и его опубликовали.
Я ничего не пыталась найти, я хотела уйти от пустоты и одиночества. В своём одиночестве чувствовала себя свободной, но иногда делалось нестерпимо. Свободу мою, по-видимому, и мужчины чувствовали — пытались познакомиться.
С Серёгой мы разговаривали только по делу и то в основном междометиями. Зачем говорить, если нечего больше сказать?