Никита Платонович, отшвыривая попадающиеся на его пути стулья, быстро вышел.
Следом за ним вышла из дома и Белла.
Дама в красном осталась сидеть в кресле и, криво усмехнувшись, пробормотала: "Дебилка".
Наконец-то гости, нагулявшись, потянулись в дом, шумно рассаживаясь за вновь накрытый стол. Сад опустел.
Белла сидела на скамейке возле клумбы хризантем. И вряд ли кто со стороны, не заглянув ей в лицо, узнал бы в ней красавицу- хозяйку этого дома.
Женщина держала у лица безмолвный телефон.
— Кому звонишь?
Рядом с ней неожиданно появился молодой человек с высокомерным лицом.
Белла испуганно вздрогнула и опустила руку.
— Дай сюда!
Он схватил её руку и вырвал телефон
— Не смей! — прошептала Белла, губы у нее подрагивали
— Ну что ты к нему пристаёшь? Неужели, ты не понимаешь, что ты ему больше не нужна? Ты — выжившая из ума старуха. Мам, ты поняла? Он тебя бросил! Понимаешь, бросил?
Сын схватил её за локоть. Лицо Беллы скривилось, женщина попыталась вырвать руку, но у неё не получилось, и она обречённо поникла.
— Мам, зачем тебе этот нищий студентик?
— Оставьте его. Он не виноват!
— Ты опозорила всех нас. Это ты хоть понимаешь? Ну что тебе это дало?
— Осознанное пребывание в каждом дне, — сказала она тихо, почти прошептала, в ответ ему.
Сын покрутил пальцем у виска, оглянувшись, увидел приближающего отца, и, оттолкнув мать, быстро пошёл вглубь сада.
Никита Платонович какое-то время смотрел в след удаляющемуся сыну, затем развернулся и, даже не взглянув на жену, вернулся к гостям…
Белла ушла глубокой осенью, когда затяжные дожди сменились первым зыбким снегом.
Она бросилась под электричку на маленькой далёкой станции. Беллу, вопреки запрету для самоубийц, похоронили на сельском кладбище, возле двух, с простыми надгробиями, могил её родителей. Похоронами занималась сестра, удивительно похожая на Беллу, худенькая некрасивая женщина. Муж, Никита Платонович, тихо присутствовал на прощании и так же незаметно исчез после похорон.
Сирота
Её жизнь сложилась. Дом. Хороший дом. Муж. Дети. Внуки.
Землёй обетованной стали сад и огород. Лето и всю осень Нина Владимировна с удовольствием консервировала, солила, замораживала фрукты и ягоды, варила варенье. А ещё любила цветы. Цветов было много и разных.
Нина Владимировна не работала много лет. Вначале нянчила внучку, которую жалко было отправлять в детский сад. Затем Виолла, жена сына, решила прервать свой декретный отпуск, и полуторагодовалый Никитка перекочевал к ним. А там и ещё появился один внук.
И все легко привыкли к тому, что она занималась детьми, водила их по больницам, возила летом на отдых.
Неожиданно в конце июля коллега по школе, а ныне — руководитель отдела образования, предложила Нине Владимировне поработать месяц в детском доме семейного типа. У них там случился какой-то цейтнот с педагогами.
Нина Владимировна согласилась и в понедельник вышла на работу. Внуков временно определили к другим немало удивившимся бабушкам.
Работали в детском доме через сутки: с девяти утра до девяти часов следующего утра. Ни привычных двух выходных, ни беззаботных вечеров пятницы.
Напарница, женщина годиков тридцати, мама Мила, встретила её во дворе. Обняла и поцеловала в щёку, чем немало смутила. В школе так упрощённо эмоций не выражали. И тут же принялась рассказывать, как нужно вести себя с воспитанниками, чтобы они «не обнаглели в край…».
«Нужно накопать им многолетников», — подумала Нина Владимировна, взглянув на жалкий цветничок у калитки.
В доме их встретила девочка лет шестнадцати, невысокая, хрупкая, с хорошеньким личиком и взрослыми внимательными глазами на нём. Остальные дети ещё спали. Всего детей было шесть.
А Мила рассказывала и рассказывала о своей маленькой дочке, о маме, благодаря которой она смогла работать и учиться на факультете финансов, о том, что «муж объелся груш», а была такая неземная любовь...