— Плохо мне без зрения, — пожаловался Ермолин, провожая нас до двери. Угрюмая, невыспавшаяся служанка толкала его кресло. — Протезы мне уже делают, скоро на ноги встану. А вот как жить без глаз — не знаю.
— Шурик, ты же помог отцу Воробьёва. Может и Жене поможешь? — вполголоса спросил дед.
— Можно попробовать, — кивнул я и обратился к Евгению. — Уберите очки. Хочу посмотреть на ваши глаза.
Тот с готовностью послушался, и я внимательно посмотрел на широко раскрытые глаза. Никаких повреждений я не увидел, но весь белок глаза был испещрён красными прожилками. Воспаление? Возможно. Но почему мужчина не видит?
Я пообещал, что сделаю эликсир, но не могу гарантировать, что он поможет. Ермолин обрадовался и сказал, что если уж Филатов взялся за дело, то обязательно решит проблему.
— Поедем сначала к нашему особняку. Хочу хотя бы издали на него посмотреть, — сказал дед, когда мы сели в машину.
— Может, не стоит? Зачем бередить душевную рану? — напрягся я. И так полночи старик грустил, вспоминая былые счастливые деньки.
— Эх, ты прав, — кивнул он. — Обратно мы его никогда не вернём. Так нечего и мечтать.
Когда мы уже подъезжали к вокзалу, позвонила баронесса и сказала, что брат чувствует себя хорошо, и она останется у него на несколько дней. А также заверила, что как вернется, сразу же расплатится со мной. Сумму мы не обговаривали, поэтому мне даже стало интересно, во сколько она оценит возможность побыть с любимым братом подольше.
Билеты пришлось покупать самим, поэтому экономный старик Филатов приобрёл самые дешёвые, и всю дорогу до Торжка прохрапел на верхней полке плацкарта. Я же не сомкнул глаз из-за какофонии звуков: смех, пьяные выкрики, детский плач, топот и хлопанье дверьми. К такому я не привык, живя много лет в уединении, поэтому просто зажал уши подушкой и ждал, когда прибудем на место. В следующий раз обязательно возьму с собой какое-нибудь средство от шума. Например, усыпляющий газ. Но не для себя, а для остальных пассажиров.
Вернулись мы в Торжок в полдень и сразу поехали в лавку. Сегодня в ней торговала Лида, которая всегда заменяла деда, если тот отлучался. На этот раз видок у нее был просто замученный. А уж как она обрадовалась нашему появлению…
— Все распродано, — сообщила она нам, — нужны новые сборы.
Мы с дедом сразу занялись их составлением. Удовлетворить свое любопытство Лида смогла лишь когда ее покинул последний покупатель и мы остались в лавке одни.
— Удалось помочь брату баронессы? — спросила она,
— Да. Она осталась с ним на несколько дней, — ответил дед, аккуратным почерком подписывая упаковки с чаем. — Мы с Шуриком заезжали к Жене Ермолину. Помнишь его?
— Евгения Фёдоровича? Помню, конечно. Он на нашей свадьбе отплясывал с графиней Милославской. Еле остановили её мужа от дуэли. Всё равно бы проиграл. А что?
Мы с дедом рассказали обо всём, что узнали. При упоминании о муже, у Лиды на глазах выступили слёзы, но она сдержалась.
Вскоре явилась та самая женщина, которая накануне требовала продать ей сердечный чай. Я, как и обещал, подарил ей упаковку под неодобрительный взгляд насупившегося старика. Он продолжал утверждать, что имперцы из-за неё к нам нагрянули с проверкой.
Распродав к вечеру половину сборов, мы втроём вернулись домой. Нас встретила радостная Настя и похвасталась очередной пятёркой. Она попросила разрешения рассказать об эссенции своим подругам, которые провалили экзамен, но дед строго запретил. Я же был с ним не согласен. Всё-таки эссенцию можно за дорого продать, но потом подумал и решил, что с подростками лучше не связываться. Тут же разнесут новость по городу.
Как только сели ужинать, в дверь загрохотали.
— Чёрт побери! Снова эти сволочи из имперской службы явились, что ли? Саша, ты убрал за собой в подвале? — насторожился дед.
— Да, там все чисто.
— Придётся всю ночь за ними убираться. Опять всё раскидают, — тяжело вздохнула Лида и пошла открывать.
Однако на пороге оказались не проверяющие, а тот самый лекарь, который приезжал в лавку в первый день моего попаданства.
— Шалом, госпожа Филатова, — склонил он голову в приветствии. — Мне бы очень хотелось поговорить с вашим сыном.
— Здравствуйте, Авраам Давидович, — ответила мать, обернулась и удивлённо посмотрела на меня.
— А-а-а, ви-таки здесь! — обрадовался лекарь. — Не сочтите за наглость, но не могли бы ви пойти со мной.
— Куда это? — насупился дед.
— Дело в том, что моя доченька Софа очень сильно болеет, — вмиг загрустил он. — Уже два месяца не может выйти из дома. Весь наш род пытался ей помочь, но безрезультатно.