До полуночи мужчина взвешивал все «за» и «против» и, наконец, принял решение. Он допил остатки виски, вытащил из кармана телефон и набрал номер.
— Слушаю вас, Геннадий Борисович, — подавив зевоту, ответила секретарь.
— Люська, купи мне билет на утренний поезд до Москвы.
— Хорошо, сделаю. Вы один поедете, или мне с вами? — уточнила она.
— Один… Хотя, нет. Бери себе билет тоже. Останемся на денёк. И сними номер в приличной гостинице, а не как в прошлый раз, — он недовольно скривился, вспоминая небольшой мотель в пригороде Москвы.
— Хорошо, подыщу гостиницу получше. Но вы же сами не хотели, чтобы кто-нибудь узнал, что мы проживаем в одном номере, — промурлыкала она.
— Конечно, не хочу! Если жена узнает, то… Короче, бери билеты и сними номер. Утром заеду за тобой, — он сбросил звонок, с трудом поднял тучное тело с кресла и двинулся к двери.
На следующее утро, спустившись к завтраку, я нашёл Лиду в гостиной, с улыбкой рассматривающую фотоальбом.
— Саша, иди сюда, — махнул она рукой, увидев меня в дверях. — Иногда я так скучаю по тем временам, ведь, кроме воспоминаний, у нас ничего не осталось.
Я подошёл к ней, заглянул через плечо и увидел эффектную женщину в роскошном платье и с дорогими украшениями. На заднем фоне виднелся вычурный зал торжеств и танцующие пары.
— Мне здесь двадцать пять лет, — она любовно провела пальцем по фотографии и только сейчас я понял, что это и есть Лида.
Она сильно изменилась. И дело даже не в возрасте. С фотографии смотрела жизнерадостная девушка с блеском в глазах, теперь же рядом со мной уставшая женщина с огромным ворохом проблем и переживаний.
Лида перевернула страницу и показала следующую фотографию, на которой была изображена пара: мать и отец Шурика. Они стояли, обнявшись, в том же самом зале. Вдали виднелся императорский трон, а над ним гербовые флаги.
— В этот день Диме присвоили звание Личного Аптекаря Императора за заслуги в аптекарском деле. Ещё никогда род Филатовых не поднимался так высоко. Мы так радовались, — она прерывисто вздохнула, сдержав слёзы. — Как же всё изменилось… И Дима куда-то пропал. Знаешь, я уверена, что он жив.
— Откуда такая уверенность, если уже лет пять прошло? — уточнил я.
— Просто чувствую, — еле слышно ответила она, захлопнула фотоальбом и решительно поднялась с дивана. — Пора завтракать, а потом мне надо готовиться. Григорий Афанасьевич велел к обеду накрыть на стол. Сказал, что ты с кем-то будешь встречаться.
— Да. Есть у меня одно предложение для наших вассалов, — кивнул я.
— Бывших вассалов, — поправила она. — Теперь мы даже себе не можем помочь, не то что другим.
— Всё изменится, поверь мне.
Лида провела рукой по моим волосам, печально улыбнулась и поспешила на кухню, а я взял фотоальбом и быстро пролистал его. Судя по фотографиям, родители Шурика были счастливы, успешны и очень богаты: роскошные дома, украшения, автомобили, путешествия, приёмы, награждения. Теперь же всё иначе. Совсем иначе.
Геннадий Борисович Сорокин вышел из такси и, тяжело вздохнув, принялся подниматься по лестнице Главного управления имперского здравоохранения. Патриарх рода Сорокиных занимал в нем одну из высоких должностей и согласился принять внучатого племянника в своём кабинете.
Когда-то давно патриарх поставил Геннадия руководить лечебницей в небольшом городке под названием Торжок по просьбе своего старшего брата. Должность была не самая прибыльная и престижная, но это всё, что он мог доверить своему ленивому и глупому родственнику.
Охрана за дверью проверила Сорокина на наличие оружия, и двое бойцов проводили его к кабинету на втором этаже.
Обмакнув платком пот со лба, мужчина глубоко вздохнул и постучал в дверь.
— Войдите! — услышал приглушённый голос, медленно открыл дверь и зашёл в кабинет.
Он оказался в роскошно обставленном помещении с высокими потолками, арочными окнами, лепниной на потолке и стенах, а также различными антикварными вещами.
У окна в кресле с высокой спинкой сидел пожилой худощавый мужчина в сером костюме и с атласным красным платком на шее. Он держал в руке кофейную чашку, оттопырив мизинец.
— Приветствую вас, Ваше Сиятельство, — сказал Геннадий и низко поклонился старику.
Тот поставил чашечку на столик, улыбнулся и проскрипел:
— Здравствуй, Гена. Будешь кофею?
Сорокин редко бывал в столице и всего пару раз встречался с патриархом, поэтому на мгновение замешкался. С одной стороны, ему хотелось пить. Но, с другой, он уже жалел, что пришёл сюда и очень хотел убраться подальше.