— Ну так что? — холодно спросил старик.
От прежнего благодушия не осталось и следа, поэтому Геннадий оттянул галстук и энергично замотал головой.
— Ваше Сиятельство, спасибо за предложение, но я не хочу перебивать аппетит перед обедом.
— Как хочешь, — пожал он плечами и указал на кресло, стоящее напротив. — Садись и рассказывай. Мне даже самому интересно, что же такого случилось в твоём Торжке, что ты сам не можешь справиться и просишь встречи со мной?
От этих слов у директора лечебницы мурашки побежали по спине, а ладони, наоборот, вспотели. Он грузно опустился в кресло и не смея поднять взгляд на старика, начал говорить.
— Ваше Сиятельство, по вашему заданию я приглядывал за Филатовыми. До недавних пор они вели себя тихо и занимались лишь своей лавкой, но в последнее время до меня начали долетать кое-какие слухи. А потом я и сам убедился, что младший отпрыск Филатовых пренебрегает имперским запретом.
— И каким же это образом? — заинтересовался патриарх.
Сорокин рассказал о том, что слышал от сына, вкратце поведал о личной встрече с Филатовым, а также о том, что тот создаёт лекарственные средства и, предположительно, использует запрещённые для них манаросы.
— Эх, Геннадий, неужели ты сам не догадался натравить на него Имперскую службу исполнения наказаний? Обязательно в Москву ехать и отрывать меня от дел? — в голосе патриарха слышались металлические нотки, а взгляд не сулил ничего хорошего.
— Ваше Сиятельство, я несколько раз писал на них доносы, но имперцы ничего не нашли, — развёл он руками. — Но я-то точно знаю, что они снова занялись аптекарским делом. Не знаю насчёт деда, но вот внук…
— Внук? Ты серьёзно? — усмехнулся старик. — Он даже в академию не смог поступить из-за недостатка маны. У него и знаний-то никаких нет, кроме школьных. Как он мог сделать то, о чём ты говоришь?
— Но ведь…
— Гена, я не буду больше тратить время на тот бред, что ты несёшь, — грубо прервал его патриарх. — Гришка Филатов никогда не пойдёт против запрета — слишком боится ещё больше навредить роду. Младший же ни на что не способен. У него нет ни знаний, ни маны. У его матери от рождения были слабые аптекарские способности, а теперь и подавно. Если ты мне рассказал всю правду, то единственный, кто мог что-то сделать — Дима Филатов.
— Э-э-э, так ведь он пропал, — осторожно произнёс Геннадий.
— Можешь идти, — отмахнулся патриарх. — И продолжай следить за Филатовыми.
Сорокин хотел задать ещё несколько вопросов, но понял, что лучше не нарываться.
— Благодарю, Ваше Сиятельство, что приняли меня, — он поднялся с кресла и низко поклонился старику.
Тот лишь кивнул и отвернулся к окну.
Геннадий вышел из кабинета и с облегчением выдохнул. Теперь он был спокоен. Со своей стороны он сделал всё, что следовало, дальше пусть разбираются те, кто сидит повыше. Ему было велено приглядывать за Филатовыми и докладывать, если будет что-то подозрительное, что он и сделал.
Правда, жажда мести не покидала его, но он умел ждать. С Филатовыми наверняка покончено. С ними расправятся либо Лютый, либо патриарх.
Спускаясь по лестнице к ожидающему его таксисту, он набрал номер своей секретарши.
— Люська, я освободился. Готовься, скоро приеду.
— Жду тебя, мой пухляш, — томно ответила та и чмокнула в трубку.
Аристарх Генрихович смотрел, как никчёмный родственник запихивает своё массивное тело в такси, и думал о его словах. На самом деле его встревожили новости о том, что Филатовы больше не сидят в своей норке, а посмели высунуть нос. Если так пойдёт дальше, то они могут стать серьезной проблемой для лекарских родов.
В прошлом так и было. Их аптеки тогда пользовались огромной популярностью, а спрос на лечебные артефакты тех же Сорокиных или Распутиных неуклонно падал. Дошло до того, что скоро бы им пришлось жить на субсидии империи, которые выделяются для лечения населения. А это всё равно, что просить милостыню.
Да, тогда пришлось пойти на крайние меры…
Сейчас, когда гнев императора поутих, не дай боги к нему на стол ляжет просьба о помиловании рода Филатовых. Это, конечно, маловероятно, но патриарх предпочитал заранее рассматривать самые плохие варианты.
Аристарх Генрихович тяжело вздохнул, взял со столика телефон и набрал номер, по которому не звонил уже несколько лет.
— Алло, — после трёх гудков послышался грубый хриплый голос.