Хочет подчеркнуть мою значимость. Думает, что я молод и поведусь на лесть. Я еле сдержался, чтобы не рассмеяться в лицо этому ушлому еврею.
— Мне нужны подробности.
— Ну какие подробности? Один из манаволков вырвался из заклинательной клетки и попытался сбежать. Прежде чем его убили, он успел покусать пятерых работников. Сами раны не такие уж и серьёзные. Никакие жизненно важные органы не задеты. Несколько рваных ран на предплечье, укушенные ноги, у одного работника откушен мизинец.
— Тогда, в чём сложность случая? Я так понимаю, волчья лихорадка — это озноб и жар, вызванные токсичностью слюны зверя? — предположил я.
— Не совсем, — замялся он. — Вернее, совсем не так. Озноба и жара нет. Мне даже кажется, что лучше был бы жар, чем то, что с ними случилось. Думаю, вам лучше самому это увидеть.
Мы вышли из кабинета, спустились на первый этаж и двинулись по длинному коридору. Пациенты здоровались и учтиво склоняли головы перед степенно идущим лекарем. Его здесь явно уважают.
Он тоже был любезен и перекидывался с каждым парой слов, желая крепкого здоровья.
Мы дошли до конца коридора и очутились у больших железных дверей, запертых на большой навесной замок.
— Пришлось срочно принимать меры, — извиняющимся тоном сказал он. — Просто мы никогда не сталкивались с такими больными и не были готовы к их появлению. Пришлось наскоро оборудовать для них палату в подвале.
Меня это заявление насторожило. Мне так до сих пор никто и не объяснил, что случилось с бедолагами. А новость о том, что их пришлось разместить в подвале за железными дверями и большим замком, меня совсем не радовала.
Коган вытащил из нагрудного кармана своего белоснежного халата медный ключ, отпер замок и приоткрыл одну створку.
— Советую надеть маску, — сказал он и протянул мне тканевую маску из марли.
— Зачем? — удивился я.
— Запах, знаете ли, слишком специфичный, — уклончиво ответил он.
— Нет, не надо. Я запахов не боюсь, — отмахнулся я и первым зашёл в полутьму.
В нос ударил терпкий мускусный эфир… волка?
— Маназверь здесь? — я удивленно повернулся к лекарю, завязывающему на затылке веревки от маски.
— Нет, конечно. У нас лечебница, а не зверинец. Нам здесь блохастые твари не нужны. Антисанитария, понимаете ли.
— Тогда… чем это пахнет? — спросил я, принюхиваясь.
— Я предупреждал, что запах специфичный. Прошу, проходите.
Я увидел небольшую лестницу, ведущую вниз. Мы с патриархом спустились и оказались в просторном помещении с какими-то большими кубами, накрытыми белыми простынями. Запах усилился, но эфиры были столь противоречивы, что я никак не мог понять, от чего они исходят. Здесь явно чувствовался дикий зверь. Но я не мог с точностью сказать, что это волк, ведь эфир принадлежал ещё и человеку.
— Думаю, вы не из тех, кто падает в обморок, — горько усмехнулся лекарь и подошёл к одному из кубов.
— Вы правы. Меня трудно чем-то удивить, — кивнул я, понимая, что сейчас я увижу что-то необычное.
— Ну, тогда… — он ухватился за простыню, и резко дёрнул её вниз.
Послышался визг и скулёж. Я невольно отпрянул, увидев существо в клетке. М-да, теперь понятно, почему я не мог с точностью определить, что находится под простыней…
Глава 4
На меня смотрели испуганные глаза. Человеческие глаза на поросшем шерстью лице.
Вообще-то в клетке однозначно был человек. Мужчина. В темно-синем костюме и некогда белой рубашке. Единственное, он был покрыт коричневой шерстью и прятал руки за спиной. Вместо ботинок на его ногах были больничные тапочки, сквозь которые выглядывали… кончики когтей.
— Знакомьтесь, этого господина зовут Владимир Голубкин. Он научный сотрудник академии наук и до недавнего времени занимался изучение манаволков… Пока один из них не сумел вырваться, — пояснил Давид Елизарович, затем повернулся к опасливо поглядывающему на меня мужчине. — Вам попробует помочь Александр Филатов. Очень талантливый аптекарь.
Мужчина откашлялся и, кивнув мне, ответил:
— Приятно познакомиться.
У него был голос с хрипотцой и ещё мне показалось, что ему трудно ворочать языком.
— Я так полагаю, под остальными простынями то же самое? — вполголоса спросил я у Когана, намекая на изменения во внешности мужчины.
— Так и есть. И, к нашему большому сожалению, с каждым днём ситуация усугубляется, — лекарь выглядел удручённым и с сочувствием поглядывал на научного сотрудника, который вывалил длинный красный язык и дышал ртом.