— Я хочу увидеть, что вы создадите. Научный интерес.
— Ну ладно. Поехали, — пожал я плечами.
Мы вернули ключи охране, сели в мой седан и поехали к лечебнице. Я мельком взглянул на телефон и увидел, что пришло несколько сообщений от Когана. Он обещал больше не звонить, но о сообщениях разговора не было. Я даже не стал их открывать. И так понятно, что он сильно переживает и хочет знать, что происходит.
Как только мы приехали в лечебницу Когана, я не стал подниматься к больному, а сразу направился к лаборатории. Именно там в прошлый раз я делал зелья для работников зверинца.
Профессор ни во что не вмешивался, а лишь неотрывно следил за всем, что я делаю.
Я смешал все эфиры в высоком стеклянном сосуде и, прежде чем отправить в неё свою ману, втянул носом. Сделал это для того, чтобы убедиться, что ничего не забыл впопыхах.
— Можно мне? — осторожно спросил Щавелев.
— Что? — не понял я.
— Понюхать. Ведь вы постоянно нюхаете. Вот и мне стало интересно, что же такого вы находите в этом? Запахи вам как-то помогают?
— Если хотите, можете понюхать. Но мне помогают не запахи, а эфиры.
— Что вы имеете в виду под словом «эфир»? — заинтересовался он и помахал над сосудом рукой, принюхиваясь.
— Нет времени объяснять, — отмахнулся я и приложил руку к стеклу.
Мана потекла по руке и заколола ладонь. Я осторожно друг за другом начал отделять нужные мне свойства, усиливая их. Если у меня всё получится, я буду горд собой.
Разноцветные облачка перед мысленным взором соединялись друг с другом, образуя новые оттенки. На самом деле это менялись свойства. Работа была кропотливая и требовала большой сосредоточенности, и Щавелев это понимал, поэтому молча стоял рядом и изумленно смотрел на то, как средство меняет цвет и закручивается в водоворот.
Я с довольным видом улыбнулся и с облегчением выдохнул, когда вверх ринулся серебристый столб пара. Получилось именно то, что я задумал. Осталось только испытать зелье на патриархе.
— Не знаю, что вы делали, но это просто невероятно. Я с таким ни разу в жизни не сталкивался, — признался Щавелев.
— Вы правы. Никто так не может… по крайней мере в этом мире, — еле слышно ответил я и уже хотел перелить зелье в пробирку, как вдруг дверь лаборатории открылась, и влетел Авраам Давидович.
— Господин Саша, мне подсказали, что вы здесь. Я ещё не был у отца. Сразу сюда. Ну как, получилось? — запыхавшийся лекарь поспешил к нам, но вдруг споткнулся о мусорное ведро, которое забывчивая санитарка оставила посреди пола, и полетел прямо на стол, на котором стоял стеклянный сосуд.
Мы с профессором замерли, наблюдая за тем, как Коган со всего размаху ударился о тяжелый стол. От сильного удара, стол резко наклонился, и сосуд полетел на пол. Не успев ничего осознать, я машинально ринулся за ним и поймал емкость у самого пола. Часть средства выплеснулась, намочив мне штанину, но всё же я успел спасти немного зелья.
— Кислота раствори вас, Коган! — вырвалось у меня.
— Ой, простите. Я таки сам не понял, как так получилось, — извиняющимся тоном сказал он, развёл руками и встревоженно уточнил. — Надеюсь, этого хватит, чтобы спасти моего папу?
— Хватит, — я аккуратно перелил оставшееся в две пробирки и двинулся к выходу.
Лекарь и профессор двинулись следом. Когда подходил к лестнице, мельком взглянул на большие часы, висящие в холле. Час ночи. Время пролетело незаметно. Надеюсь, ещё не слишком поздно, и мне удастся спасти старшего Когана.
Я решительно зашёл в палату и подошёл к кровати Давида Елизаровича. Ему стало ещё хуже. И выглядел он так, будто сражался с медведем или белоснежной лисицей из лесов Парлоры.
Лекарей вокруг его кровати стало больше. Двенадцать человек в скорбном молчании пытались хоть как-то облегчить страдания Когана, подпитывая его своей маной и обкладывая со всех сторон различными артефактами. Сам же Давид Елизарович ни на что не реагировал. Его ввели в глубокий сон, чтобы он не чувствовал боли.
— Отец! О Боги, отец! — Авраам Давидович рухнул у кровати и, схватив старшего Когана за руку, начал рыдать.
— Успокойтесь, или я попрошу вас вывести отсюда, — строго сказал я и, подготовив одну из пробирок, вплотную подошёл к кровати больного. — Вы мне мешаете сосредоточиться на лечении.
— Я успокоился. Всё, больше ни звука от меня не услышите, — быстро заверил Коган, вытер слёзы, но как только взглянул на отца снова тихонько заскулил.
Я его понимал. Пожилого лекаря было жалко даже мне.
Я попросил одного из присутствующих приподнять больному голову, а сам открыл его рот и начал буквально по паре капель поить зельем. Лекари плотным кольцом обступили нас и следили за каждым моим движением.