– А мои люди?
– Им несказанно повезло, они являются пленниками добрейшего ротмистра Чуева, тот, как обычно, отправит их в Главную квартиру, там, в Ставке, уже решат их судьбу. Но если кто-то попался моим, уж не обессудьте, они умрут. Надеюсь, у вас нет сомнений по этому поводу. На войне как на войне.
Казаки, увлеченные грабежом, не ожидали удара, однако назвать их обычной шайкой грабителей было бы несправедливо. Едва завидев блестящие каски драгун, они бросили добычу и, вскочив в седла, пустились наутек. Эта радостная картина тут же разгорячила кровь французских кавалеристов: горя желанием проучить спасающегося бегством противника, они погнали коней. Месть была сладка и расплата близка. Совсем как локоть. И так же, как пресловутый локоть, куснуть бегущих «варваров» не удалось. Проскочив небольшую рощицу, казаки наметом выскочили на широкое поле и, рассыпавшись, будто горох из короба, пустились к темнеющему вдали лесу. Драгуны во французской армии числились тяжелой кавалерией. И хотя, по сути, все же оставались ездящей пехотой, однако в конном строю атаковали монолитным кулаком и потому мало что могли сейчас противопоставить тому рою ос, в который превратилась казачья сотня. Не станешь же гоняться строем за одним-двумя, даже за дюжиной этих чертовски вертких, не желающих вступать в прямой бой головорезов.
Но это было еще полбеды, стоило драгунам остановиться, чтобы перестроиться, из леса с гиканьем и свистом, с разбойным кличем «Сарынь на кичку!» на французский отряд обрушились четыре сотни казаков с пиками наперевес. Излюбленный прием потомков Степана Разина вентирь, засада с наживкой, в очередной раз безукоризненно сработал. Спустя десять минут казаки уже шарили по разодранным мундирам мертвых драгун, хвастаясь друг другу кошельками, усыпанными каменьями брошами и кулонами, золотыми часами – словом, всем тем, чем еще совсем недавно хвалились изрядно пограбившие в Москве и подмосковных имениях французы.
У нас в лагере настроение было куда хуже. Оставленные с казаками гусары Чуева на захваченной у отступленцев бричке привезли двух раненых: корнета Муромского и совсем молоденького, не многим старше его лет, су-лейтенанта в светло-зеленом мундире итальянского корпуса принца Богарне.
– Как это случилось?! – хватая за грудки старшего из гусаров, не вовремя разбуженным медведем ревел грозный ротмистр.
– Там, у моста, – оправдываясь, начал старый вояка, – как в дело завязались, сумятица вышла. Казачки, стало быть, вывернули одну карету, ну как сказать карету, добрый такой экипаж, а там вот этот паренек и, видать, женка его с карапузом. Один из казаков как женку увидел, потянул к себе. А офицерик-то, видать, совсем больной, еле подняться мог, а тоже за пистолет схватился. Тут ему казак, стало быть, пулю в шею и всадил и снова на эту кралю. Та ребенка своего к груди прижимает, он его выхватил да с дороги в кусты бросил. Она за ним, а этот ее за ворот хвать. Тут наш корнет-то и подскочил да как закричит: «Не сметь, мерзавец!» Ну и этак оплеуху ему. Тот оскалился, а в руке у него плеть камчатная, этакой плетью и сквозь тулуп до кости можно располосовать. Так этот выродок корнету нашему поперек руки и полоснул. Вот рука, стало быть, и того…
Я поглядел на раненого: обнаженная сломанная кость торчала из раны, часть руки выше локтя держалась на лоскуте кожи, кровь хлестала из раны и, судя по всему, при нынешнем уровне медицины корнет был уже не жилец.
– Ротбауэр, – скомандовал я, – осмотреть рану немедленно, вероятно заражение крови, руку ампутировать. Постарайся сделать все возможное.
– Да уж можно было не говорить, – мрачно усмехнулся недоучившийся хирург. – Да только много ли тут сделаешь? Тут не лекарем нужно быть, а самим Господом Богом.
Ротмистр Чуев хлопотал над умирающим офицером, причитая:
– Голубчик, ты держись, сейчас оно полегче станет! Ужо доктор тебе поможет.
Муромский, бледный, невзирая на морозец, покрытый крупной испариной, метался в бричке и, казалось, уже не слышал слов командира. Его сосед был в полном сознании, кровоточащая царапина на шее доставляла ему боль, но лейтенант, похоже, не обращал на нее внимания. Он глядел на меня усталым, опустошенным взглядом, то и дело кашляя и кусая губу.
– Я могу вас спросить? – наконец произнес он.
– Да, конечно.
– Вы и впрямь принц Трубецкой?
– По-русски это называется князь, но суть верна, я и есть Трубецкой.
– Это хорошо. – Молоденький лейтенант на мгновение прикрыл глаза.
– Вы полагаете? Что же в этом хорошего?