Иногда встречавшиеся нам группы людей приносили ещё больше угнетающую информацию, которая вырисовывала картину: Петроградка и Васька ушли под воду полностью. Кировский район затоплен до Московского. Красносельский и Адмиралтейский частично под водой. Кронштадта и дорог, ведущих к нему, не существует вовсе. Мосты разрушены, радио, и другая связь с городами нашей страны отсутствуют. На Невский не возможно зайти из-за еще одного смертельного вируса, который как-то оказался и в центральном районе (возможно точечное попадание бактериологического оружия). В стороне Академической и Новодевяткино бушевал другой вирус, убивающий только мужчин. Все женщины из нашей и встретившейся нам группы были отправлены в ту сторону. Бог даст, прорвутся и выйдут из смертельного оцепления. Но лично мне что-то не очень в это верилось. Казалось, что Бог ушел в отпуск.
Погода менялась с молниеносной быстротой и вскоре стала радовать возникающими смерчами и долгими неделями тумана. Питер и так-то не был солнечным, а теперь и вовсе вычеркнул это слово из своих городских развалин. С каждым днём становилось всё хуже и хуже, а нас становилось всё меньше и меньше. Но всё это только ещё больше удручало наш отряд, потерявший всякую надежду. Кто-то погибал от старого, бушующего еще с самого начала вируса, переваривающего кишки. Кто-то сходил с ума. Кто-то кончал с собой. Кто-то отделился от нас, надеясь самостоятельно вырваться из вирусно-химической блокады.
Когда началось людоедство? Через полтора года или два? Точно сказать не могу. Наверное, когда потерялась надежда на спасение. Все поняли, что никто за нами не придёт. Знаю, только что не мы это первые начали. Однажды, мы встретили отряд одетых в военную и милицейскую форму людей, которые с оружием в руках организованно продвигались по улице. Один из них, самый высокий, похожий на художественное изображение немца из кино про войну, выкрикивал в исправный мегафон об окончании войны целую речь.
- Мы солдаты и милиционеры Российской армии, посланные к вам для оказания поддержки и помощи. Уцелевшие граждане Санкт-Петербурга, не бойтесь, подходите к нам. Нами будут составлены списки на следующую эвакуацию. Уже три группы по сотне человек были отправлены нами на безопасное расстояние от зараженной местности. Вы будете временно размещены на территории нашего лагеря, где вам будут предоставлены еда, вещи и медицинская помощь….
Люди вылезали из своих укрытий и подходили. Их записывали и просили сдать оружие, чтобы не было случайных выстрелов и ранений. Мы тоже хотели присоединиться, но меня Александр не отпустил, прижав руками к земле, на которой мы лежали.
- Ты веришь им? – Спросил меня Саша.
- Почему нет? – Ответил я. – Они же военные.
- Я бы не стал этого утверждать. У них нет техники. И их мало, не больше взвода. Государство не будет присылать взвод для помощи целому городу.
- А может они разделились? – Предположил я.
- Может, но я предлагаю проследить за ними, чтобы понять их истинные намерения….
И мы ночью, оставшись уже только вдвоём, пришли в их лагерь. Там-то я и понял, что Саша был прав. Людей в этом лагере загоняли в огромные железные клетки, раньше видимо используемых для содержания животных. Кто оказывал сопротивление, того жестоко и наглядно избивали. Кто пытался убежать, того сразу убивали.
- Что они хотят? – Спросил я шепотом Александра.
- Смотри на большой костер, видишь?
- Что, видишь?
- Левее немного взгляни. – Уточнил Саша.
И я увидел. Открытые в безмолвном крике человеческие рты на гниющих лицах людей. Головы были насажены на колья и возвышались над лагерем. Ниже этих голов орудовали люди в черных мантиях, наподобие церковных средневековых балахонов с глубокими капюшонами, закрывающими лица. Видимо, безликость необходима для нашего общества, для подобных дел. Они занимались разделкой убитых тел, отделяя мясо от кости и кожи. Печень, сердце и кишки использовались другой группой людей, которые, вы не поверите, делали колбасу. Кровяную, какую готовят в деревнях, пропихивая в кишки мелко нарубленную массу живого существа, колбасу. Меня чуть не стошнило от увиденного, но внутренне я порадовался, что не стал колбасой сам. Все мы люди такие, радуемся, что это произошло не с нами….