- Боцман, набрасывай гашу, дернем! - крикнул со спасателя капитан. - Всем отойти от конца!
Толстый стальной трос накинули гашей - петлей на приваренную к листу скобу, намотали другой конец на барабан брашпиля.
- Вира!
Пошел, расправился, натянулся, загудел трос. Словно пушка выстрелила из чрева буксира - надрезанный лист приоткрылся, как книга, и тут дзинькнул трос, сорвавшись со скобы, блестящими петлями просвистел в тумане, ударился о стальной борт спасателя и рухнул, распрямляя кольца, в ледяную воду. Пушечный хлопок произвел столб воздуха, вырвавшийся под давлением из машинного отделения. И теперь, когда воздух уже не сдерживал воду, она с рычанием заполняла оставшуюся пустоту. Судно стремительно погружалось.
- Стой! Стой! - закричал Гусев, бросаясь к раскрытому листу, словно мог остановить погружение. Мгновение назад, услышав воздушный выстрел, он облегченно подумал: "Получилось". И вот то, ради чего они все тут собрались, заканчивалось полным провалом. Еще не измеряя отверстия, он понял, что парень не сможет выбраться, если ему не помочь сие мгновение. - Кувалду! - Наорал стармех. Кто-то кинул с борта спасателя кувалду, кто-то, ловко перехватил ее на лету, сунул стармеху - он размахнулся, ударил что есть силы по краю листа но сталь не подалась. И тут Гусев увидел Максима. Парень молча лез в щель. Чудовищная струя метала его из стороны в сторону, била головой о железо. С окровавленным, разбитым лицом, оскалив в усилии белые зубы, выбирался к жизни его молодой друг, ставший в эту секунду самым дорогим существом на свете. Если бы Гусеву сказали - прыгай в воду - и парень спасется - он прыгнул бы, не дослушав. Но что же, что сделать! Что? Еще минуту назад он мог настоять, чтобы приварили вторую, страховочную скобу - всего лишь настоять! Заорать на всех, на капитана: варите! Господи, почему же я не настоял! Или ввернуть штырь скоба не сорвалась бы и штырь удержал конец. Почему я не додумал, почему?
- Макс, руку! - крикнул стармех, протягивая ладонь, отбрасываемую воздушной струей. Макс, не реагируя рвался наверх, но что-то держало его там, внизу. Стармех снова занес кувалду, ударил - струя воздуха вырвала инструмент. Звякнул металл, кувалда булькнула в волны.
Когда рвануло вверху - луч прожектора ворвался в машинное отделение, вырвав из мрака мохнатые сталактиты стоек и труб, высветив ухмыляющуюся пасть Бездны. Гудящим столбом воздуха Максима швырнуло к отверстию, ударило головой и лицом о зазубрины раз и еще раз. Хватаясь за распаленные края щели он попытался протиснуться наружу, воздух подталкивал сзади - сунул голову, она прошла, а дальше не пускала сбитая к плечам ветошь. Он отпрянул назад, уступив путь воздуху, попытался сорвать с себя мокрые тряпки, но тщетно - узлы затянулись и слиплись. Попытался разорвать - но вода уже залила плечи, и он снова бросился к отверстию, охватив плавающий возле лица машинный журнал. И вдруг понял, что рассчитал все возможные варианты спасения, кроме одного. Оказалось, что ветошь спасла его от холода лишь затем, чтобы погубить навеки. Да не ветошь, он сам, сам! Он бился в струе воздуха, протянув вверх руку с журналом, полузакрыв глаза, залитые кровью. Вдруг различил в кровавом тумане знакомое лицо, ему тянули руку. Квазимодо! Дед, зачем ты не сказал тогда, что проклятое "оказалось" засело и внутри нас, мы не научены жить и умирать без него!
Гудящим потоком воздуха вырвало из руки журнал. Встрепенувшись, как подбитая влет чайка, он упал на воду, вяло покрутился в неглубокой воронке, образовавшейся на месте погрузившегося в воду буксира. Выплеснулся с водой и закачался, распластанный, на поверхности.
Стармех Гусев, зачерпнув сапогами ледяной воды, последним из бывших на днище моряков запрыгнул на бот, упал на банку рядом с боцманом. Глаза их на мгновение встретились. Гусев скрежетнул зубами. Перегнувшись через борт, боцман выхватил разбухший от воды и уже готовый затонуть машинный журнал, положил его на колени Гусеву.
- Принимай, дед, твое хозяйство.
Бездна приняла Максима в холод и спокойствие с равнодушием Вечности, не знающей пределов во времени и пространстве. Уже вдохнув полной грудью воды, он понял, что сказал бы людям, там, наверху. Он знал, что умирает, и удивился и даже чуть порадовался, если можно сказать о радости в смерти, что ему совсем не больно дышать водой. Повернул голову - из темноты к нему шел дедушка Пятрок, за ним - мама и Виктория. Все трое корчились от невыносимой боли, протягивая к нему любящие руки. Ну, вот и пришли, сказал он им. Значит, я умираю. Мама, я знаю, как вам больно, простите меня. Прости и ты, Вика. Но знай, теперь мне совсем не страшно. Я все понял. Система мертва и погубила меня, как погубит все, к чему она прикоснется. Дедуля, я сделал все, что мог, но они не спасли меня, видишь? Хотя и сейчас еще могли бы. Но что-то там не учли: Что-то оказалось... Не так... Вот в чем моя и наша беда. А мы так верили...
О спасательных работах и гибели третьего механика рассказал вскоре корреспондент столичной газеты, срочно прилетевший ради этого случая в Приморск. Из газетных строк читающая публика узнала об исключительно самоотверженной работе спасателей, действовавших в условиях шторма и обледенения. Особенно подчеркнул, журналист героическое поведение погибшего механика буксира. Несмотря на безвыходную ситуацию, молодой моряк (кстати, комсорг экипажа) держался героически, вел записи в журнале и в последний момент сумел передать его спасателям. Погибнув сам, он сделал все, чтобы моряки учли все недостатки в дальнейшей эксплуатации подобных баржебуксирных сцепак. Вот такие трудятся у нас герои, молодые моряки пароходства, которое не случайно завоевало первое место во Всесоюзном социалистическом соревновании...
Потрескивая голубым дымом, спасательный бот развернулся перед "Соленой" и приткнулся к борту спасателя. Стармех первым выбрался на палубу по штормтрапу. Капитан Серегин встретил его на мостике.
- Что будем радировать в штаб?
- Я не знаю, - сказал стармех. - Не могу представить, какими словами сообщают об убийстве. - Он скрипнул зубами. - Напишите, что общими усилиями убили парня, вот и все... - махнув рукой, он прошел мимо капитана, направляясь в каюту. Теперь он знал, что сколько бы времени ни прошло, до самой смерти не забудет он окровавленное лицо, безумные глаза парня в разрезе днища.
- Ну, что там у тебя с бэбээсом? - строго спросил министр, разговаривая по прямому проводу с начальником пароходства.
- Спасательные работы, несмотря на жестокий шторм, продолжаются, - бодро докладывал Юрьев. - Сделаем вое возможное, чтобы спасти баржу.
- А буксир, что с буксиром?
- Я радировал. К сожалению, артикаплы не удержали, а понтоны не успели подвезти из Приморска.
- Там был еще кто-то... - неуверенно спросил министр. - Кажется, парень.
- Сделали все, что могли., но...
Удерживаемый за нос шпилями, буксир уходил кормой в глубину. Луч света проникал сквозь толщу воды в машинное отделение через сделанное спасателями отверстие и в конусе его то появлялась, то вновь исчезала темная фигура. Видно было, как уронив голову, шевелится, шагает, жестикулирует, разговаривает сам с собой третий механик Максим Ковалев.
Еще сутки держался буксир на артикаплах, потом щелкнули и вышли из своих гнезд стальные шпили. Пароход оторвался от системы и ринулся в Бездну, унося туда два десятка тех, кто недавно еще был заполнен жизнью, нескончаемым молодым здоровьем, надеждами и любовью. Замолкший на миллиарды лет стальной гроб упал в черноту, ударился о дно, подняв невидимое облако ила и вспугнув мириады белесых, как смерть, тварей. Перевернулся - и застыл, превратившись навеки в часть мертвой природы.
ЭПИЛОГ
...Был год 1979, год махрового расцвета Развитого Социализма...