Был конец декабря. В Грузии стояли небывалые для нее морозы. Сидя в столовой у окна, Корнелий грустно глядел на обледенелые берега Куры. Волны стремительно гнали по реке льдины, и так же смятенно мелькали одна за другой мысли в голове Корнелия; он особенно остро ощущал теперь, после ареста Вано и других друзей, свое одиночество, свою оторванность от внешнего мира.
Ничто не интересовало его, не радовало. Ни одной творческой мысли! Самому себе он казался теперь никчемным, бездарным человеком. Занятия по медицине были заброшены. Целыми днями просиживал он у окна, уткнувшись в книгу. Когда же Дата возвращался из гимназии, Корнелий уходил в свою комнату. С Дата у него произошел недавно крупный политический спор, и теперь они не разговаривали.
Чувствуя себя чужим в семье Микеладзе, Корнелий решил подыскать другую комнату. За время болезни он заметно похудел. Участились сердечные приступы, и во время их мать дрожащей рукой отсчитывала капли…
Тереза спала в столовой. По ночам она часто вставала и, приоткрыв дверь, заглядывала в комнату сына. У Корнелия постоянно горел свет. Читал он и по ночам. Тереза молча глядела на него и с тревогой возвращалась в столовую. Ложилась в постель и не могла сомкнуть глаз до самого утра.
Корнелий зарылся в книги, но читал их бессистемно, все, что попадалось ему под руку: «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» Плеханова, «Философию истории» Гегеля, «Мир, его настоящее, прошлое и будущее» Каруса Штерна, «Мировые загадки» Геккеля, произведения Толстого, Бальзака, Вольтера, Руссо, греческих драматургов — Эсхила, Софокла, Еврипида. Читал, лишь бы заглушить тоску, не замечать гнетущей тишины, нависавшей после полуночи над городом.
Корнелию казалось, что вместе с его прежней, полной надежд и глубокого смысла, жизнью рушится и тонет во мраке весь мир.
По ночам он часто думал о судьбе родины. Перед глазами вставали развалины древних храмов и крепостей, остатки прошлого величия Грузии. Тревогу и страх вызывало в нем настоящее, беспросветным казалось будущее.
Радостные чувства будили в нем лишь вести из Советской России. Все яснее становилось, что контрреволюционная армия потерпела поражение. Она стремительно откатывалась под ударами советских войск на юг. Каждое новое сообщение рождало в душе Корнелия бодрость, жажду деятельности. Победа советской революции там, на севере, решала — он твердо верил — и судьбу Грузии. Ну, а его судьба? Нино?.. Не возродит ли очистительная буря и их любовь?..
В ночь на 9 января 1920 года на фронтах гражданской войны произошел резкий перелом. Ростов-на-Дону пал. После разгрома под Ростовом армия Деникина разделилась на две части. Одна поспешно отступала к Днепру, другая — на Северный Кавказ.
Весть эту принес Корнелию Каро Яралов вместе с письмом Вано Махатадзе.
«Корнелий мой, — писал Вано, — какая это радость — Красная Армия одерживает замечательные победы. Она разгромила Деникина, заняла Царицын, Ростов-на-Дону. Ты конечно, и сам теперь понимаешь, что нам никак нельзя оставаться в стороне от этой борьбы. Ведь дело идет о счастье нашего народа. Советская Россия победила. Там уже начали строить социализм. Народы всего мира следят за Россией с надеждой и упованием. Не только в Грузии, а во всем мире разгорается сейчас великая освободительная борьба. Пусть наше восстание потерпело поражение — все же и оно будет нам на пользу. Я верю, что Грузия пойдет по одному пути с Советской Россией. Корнелий мой, обязательно прочти книгу Ленина «Государство и революция». Прочитай внимательно. Это будет для тебя очень полезно…
Как ты живешь? До меня дошли слухи, прямо скажу — Маро передала, — что ты хандришь. Это никуда не годится. Ты ведь пошел по правильному пути, писал хорошие рассказы, так зачем же падать духом? Не нужно, не складывай оружия. Помни — мы победим, но победа не приходит без борьбы. Надо быть стойким, отважным, нужна вера в правоту дела, нужен, кстати сказать, и фанатизм, так пугающий тебя. Крепко жму руку.
Письмо Вано подняло дух Корнелия, влило в него надежду. По совету Каро, он сейчас же сжег письмо в печке. Легкий дымок взвился над съежившейся в комок бумагой. Она быстро превратилась в пепел. Белело только одно слово, словно выгравированное на почерневшем уголке письма: «вера». Наконец и оно рассыпалось, сбитое дуновением горячего воздуха.
Каро рассказал Корнелию о товарищах, заключенных в Метехскую тюрьму.