— Пушкин? — переспросил Семён, и голос его сорвался на визг. — Это что, они вдвоём тут шастали пока я спал?
— Шастали, — кивнул Йосип, и глаза его заблестели, как у кота, что поймал мышь. — Гоголь пришёл, весь такой белый, воздушный, а Пушкин за ним — чёрный, кудрявый, пальто до пола, как занавес в театре. Гоголь молчал, только носом шмыгал, а Пушкин всех оглядел, будто генерал на параде. Даже пьяницы притихли, а один, что в углу храпел, проснулся и забормотал: “Батюшки, цыгане с ангелами пришли!”
Семён захохотал, хлопнув себя по колену. Картина в голове складывалась нелепая, но яркая: Гоголь, тонкий, как тростинка, стоит посреди кабака, а рядом Пушкин, грозный, как туча, распугивает пьяниц своим пальто-кометой. Чайки в его воображении теперь хихикали, хлопая крыльями, и одна даже спикировала, пытаясь утащить кусок сала с тарелки.
— И что они хотели? — спросил Семён, вытирая слёзы от смеха.
— Да кто их разберёт, — пожал плечами Йосип. — Гоголь что-то бормотал про души, а Пушкин грозился всех в стихи записать, да таких, что потом не отмоешься. А потом… — Йосип сделал паузу, будто для театрального эффекта, — потом они ушли. Гоголь в дверь, а Пушкин в окно — пальто зацепилось за раму, и он повис, как чёрный флаг. Я уж хотел помочь, а он мне: “Не трожь, я сам!” И улетел, как ворон.
Семён хохотал так, что чуть не свалился со стула. Кабак вокруг него теперь казался живым: стены шептались, потолок подмигивал трещинами, а цветы на столе вдруг раскрылись шире, выпустив облачко пыльцы, что закружилось в воздухе, как звёзды. Пиво в кружке забурлило, и пена нарисовала на поверхности лицо — то ли Гоголя, то ли Пушкина, то ли саму чертовщину.
— А ты их видел? — спросил Семён, всё ещё задыхаясь от смеха.
— Видел, — кивнул Йосип. — И ты бы видел, если б не спал, как бревно. Они ещё спорили: Гоголь говорил, что мир — это комедия, а Пушкин — что трагедия. А потом решили, что и то, и другое, и пошли искать третий кабак, где это можно проверить.
Семён покачал головой, глядя на Йосипа. Тот изменился — стал мудрее, мягче, но с хитринкой, как будто знал больше, чем говорил. Небо за окном теперь сияло, чайки улетели, а в душе Семёна разлилась странная лёгкость.
— Ну и денёк, — пробормотал он, глядя на книгу с фотографией Гоголя. — Ангелы, цыгане, генералы… Может, я и правда сплю?
— Может и спишь, — подмигнул Йосип. — А может, это мы все — сон Гоголя. Или Пушкина. Выбирай, чей тебе больше нравится.
Семён улыбнулся, взял кружку и сделал ещё глоток. Пиво было холодным, живым, настоящим. А за окном, где-то вдали, мелькнула тень — то ли пальто Пушкина, то ли крылья ангела. И в этот миг Семён решил, что не так уж важно, сон это или явь.