— Тогда бросай пить, Свирид, а то… если снова превратишься в птицу и… улетишь… свет за очи…
— Не улечу… то есть бросаю! — Свирид Петрович в эмоциях даже бросил удочку.
Получив столь нужное для своей совести покаяние товарища, Иван Антонович тут же перешёл к делу.
— Мы с тобой, Свирид, добудем… для… — Иван Антонович посмотрел вверх, пытаясь представить размеры добычи и тех, кому она достанется даром, — нет, сначала для себя, чтобы проверить, понимаешь, Свирид?
— Да, это… правда.
— Сначала мы сами всё это воспримем, обдумаем, попробуем, а потом уже община, или… может, вселенная… а что? — Иван Антонович незаметно улыбнулся, наблюдая, как за ним гонятся учёные, немцы с большими лавровыми венками, а он прыгает на крылатого коня и взмывает в воздух. Глупые немцы бросают свои венки вверх, а они, венки, грузом тщеславия падают на их лысые головы. Очень красиво и сладко стало на душе у Ивана Антоновича, и он решил позволить и Свириду попасть в мечту.
В тот самый час отец Феофан (Михаил Гольфенштир) и диакон Яков Кузьмич (двоюродный брат Ивана Антоновича) сидели на лавочке у храма и печально смотрели себе под ноги.
— Но ведь не поймал! — Яков Кузьмич наконец поднял голову. — Ловил… а всё же не поймал! — отец Феофан удивлённо взглянул на своего товарища.
— Надо же так… да он им кукиш с того света показал, вот так! — настроение Кузьмича стремительно менялось.
— Да, — медленно отозвался отец Феофан, — наверное… — всё ещё плохо понимая, о чём идёт речь.
— Помните, как вы мне рассказывали, что сделал архимандрит Константин, когда укреплял веру одного своего монаха… отчаявшегося? — отец Феофан начал припоминать.
— Ну, когда он выдумал, что ему явилась Божья Матерь… и дала нагоняй за маловерие?
— Явилась Матерь? — Яков Кузьмич уже вскочил и продолжал, расхаживая туда-сюда…
— Монах отчаялся… бесы замучили беднягу… пришёл к отцу архимандриту… хотел из монастыря уйти… ну, вспомнили?
Отец Феофан молчал.
— А тот… архимандрит, помолился, и ему пришло на ум спасение… На следующее утро он вызвал к себе несчастного и рассказал, что ночью ему (архимандриту) явилась Мария… и… передала слова Спасителя: мол… пусть тот (монах) лучше молчит, и что-то такое… ещё страшное… вспомнили? Так вот, надо моего брата от ереси чудом спасать… ну, вспомнили?!
— Да, наверное…
— Вот я и говорю, — Яков Кузьмич уже почти бегал вокруг лавочки, — давайте я умру…
— Кхе, — выдавил отец Феофан.
— Да нет, — быстро отреагировал Кузьмич, — не по-настоящему.
— Это грех! — рявкнул отец Феофан и схватился за большой крест на своей груди.
— Чего это вы так испугались? Тут нечего бояться. — Было заметно, что идея полностью поглотила Кузьмича, и он уже себе не принадлежал. Отец Феофан за двенадцать лет хорошо изучил своего диакона: если уж тому что-то втемяшилось в голову, то…
Лишь поэтому отец Феофан, как могло показаться, быстро сдался, изобразив смирение на своём лице:
— Что ты предлагаешь?
— Как же ты не понимаешь, Свирид, как не понимаешь…?! — Иван Антонович сильно нервничал.
Свирид Петрович весь покраснел, пытаясь воспринять проповедь своего наставника… но тщетно.
— Он Гог, Гог, Гог! Я тебе говорю, что он Гог! — Иван Антонович колотил по столу куском сала.
— Он страшный человек, страшный! Все рассказы связаны со смертью, сатаной, дьяволом, чёртом… кто там ещё?
— Ведьма, — тихо подсказал Свирид Петрович.
— Вот! Ведьма! — Иван Антонович указал пальцем, подтверждая правильный ответ.
— Клянусь вселенским разумом, я, Голгофий… великий (тише), выведу этого призрака на свет! Мы устроим ложный спиритический сеанс, Свирид, и спросим у него самого, пусть ответит Гог, кто он такой? Да он Гог! — Иван Антонович снова взялся за сало.
Такие прекрасные вечера стояли той осенью. В воздухе пахло мёдом и сеном. Это был запах несбыточных надежд на счастье — запах свадьбы. Пустые люди любили друг друга, забыв обо всём, даже о самих себе… Человеческое тело цвело, насыщаясь самим собой перед холодными ночами. Но одиночество уже звало к себе тощей волчицей, заглядывало в окна, крало малейший покой…
Вода в реке была ещё такой тёплой, что хотелось бросить к чертям эту глупую человеческую жизнь и превратиться во что-то водяное… Со сладкой надеждой встретить волшебную русалку с пышной грудью и глазами сказочной красоты… Или хотя бы заснуть в этой тёплой воде, больше никогда не вспоминая ни о чём, и спать, спать, спать… Пусть даже утонуть…