Миссис Парнелл продолжала с горящими глазами:
— Ну, я еще слышала, что новый полицейский, который пришел на место Курта, такой же милый гомосексуал, как и ты. Знаешь об этом?
Нико бросил на меня озабоченный взгляд, и я пожал плечами. Хотел бы я успокоить Нико и сказать, что ее грубость вызвана слишком большим количеством алкоголя, но в этом смысле она была трезва как стеклышко.
— Что ж, миссис Парнелл, — сказал он, протягивая мне руку. — Сейчас я немного занят с доктором Уайльдом, но спрошу у Стиви, не захочет ли он угостить нового офицера своим особым лакомством с орешками.
Я поперхнулся пивом и выдернул руку из его хватки, чтобы прикрыть мокрое лицо.
Нико одарил миссис Парнелл спокойной улыбкой, она захихикала и побрела прочь в поисках кого-нибудь, с кем можно посплетничать. Я даже не заметил, как мой двоюродный брат Феликс оказался рядом, неуверенно покачиваясь на ногах. Я протянул руку, чтобы поддержать его, и он повернулся ко мне, пьяно ухмыляясь.
— Привет, Уэстерли, — сказал он, хихикая. — Веселишься?
— О, да. Похоже, ты тоже. Что на тебя нашло? Ты же не пьешь. Поймал праздничное настроение? — пошутил я.
— Не-е-е-ет, — сказал он протяжно. — Дорогая мамочка снова в деле. Большое кино, понимаешь? О той женщине… той женщине… женщине с этой штукой?
Он нахмурился, пытаясь подобрать нужные слова.
— Разве она не играет главу ЦРУ в шпионском триллере, который выходит на Рождество?
— О-о-о, точно, — жалобно произнес он. — Это убьет кассовые сборы.
— Извини, — произнес я, не зная, как заставить его чувствовать себя лучше. — Будешь действовать по старой схеме и затаишься, пока СМИ не утихнут?
Его лицо просветлело, и он снова покачнулся, ухватившись за мой локоть для устойчивости.
— Нет. Не в этот раз. Док и Дедушка отправляют меня в эксп… экспезд… в исследовательскую поездку, — икнул он.
— Наверное, так лучше. Хотя я буду скучать по тебе на Рождество, Феликс. Что за исследование?
— Диссертация. Направляюсь в замок. Там делают отличные витражи. В смысле я буду учиться. И записывать. Исследовать, понимаешь? За границей. В Ев*ж*ропе.
Он икнул на «в Европе», так что мне послышалось «в его жопе» и я расхохотался.
— Звучит круто. Ты уже бывал там?
— Да почти не выбирался из Техаса. А ты, Уэстлейк? Собираешься когда-нибудь взять Никопотамуса в путешествие? Вы должны навестить меня в Ев*жо... в Евжр... в замке.
Его язык совершенно заплетался и мне пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы вновь не расхохотаться. Никогда не видел своего застенчивого маленького кузена таким болтливым. Это было восхитительно.
Нико наклонился и шепотом спросил:
— Что с ним?
Я повернул голову, приблизился к уху Нико и провел языком по множеству сережек. Он вздрогнул.
— Он в говно. И завтра будет чувствовать себя соответственно.
Нико склонил голову набок и улыбнулся моему двоюродному брату.
— Привет, Феликс. Как себя чувствуешь?
— Раньше у тебя были фиолетовые волосы, — заметил Феликс.
Я думал, что Нико лопнет от сдерживаемого смеха.
— Да. Были, — подтвердил он, улыбаясь.
— А теперь это как… радуга. Или типа того… — в замешательстве нахмурился Феликс.
— В точку. Все цвета радуги, — сказал Нико, проводя тонкими пальцами по ярким прядям. Все мое внимание теперь сосредоточилось на этих пальцах и воспоминаниях где они побывали несколько часов назад. Мы играли в увлекательную игру, где Нико был доктором, а мне посчастливилось пройти обследование простаты.
Мой член ожил в джинсах, и я выругался себе под нос, а Нико одарил меня понимающим взглядом.
— Уэст, хорошо себя чувствуешь? — спросил он с фальшивой невинностью. — Врач не нужен?
Я застонал и уткнулся лицом ему в шею.
— Не дразни меня, осел, — тихо пробормотал я.
Нико снова улыбнулся Феликсу.
— Прости, Феликс. Уэст плохо себя чувствует. Мне очень срочно нужно вставить ему... градусник. Скоро вернемся, ладно?
Феликс пошатнулся, и я жестом подозвал Кэла присмотреть за ним.
Нико схватил меня и потащил к амбару. «О, отлично, пора вздремнуть», — подумал я радостно.
Только перед самой дверью в ночлежку Нико шмыгнул в сторону и потащил меня за постройку. Резко остановившись, прижал к стене.
— Что… — начал я, но тут понял что. Его руки потянулись к пряжке моего ремня, и я услышал легкий звон металла, когда он расстегнул ее. Холодные руки заползли под мое нижнее белье, и я зашипел. — Бог мой, детка, хочешь увидеть, как мой член втянется внутрь тела от холода?
— Я согрею его ртом, — пообещал Нико, опускаясь на колени с дикой ухмылкой.
— Блядь, — я выдохнул от облегчения, когда холодные руки сменились горячим ртом. Провел пальцами по его волосам и огляделся, чтобы убедиться, что рядом нет никого из членов моей семьи.
— Кто-нибудь может нас услышать, — выдавил я.
— Кого, мать твою, это волнует? Не то чтобы они были не в курсе, что мы вместе.
Я улыбнулся, а он вернулся к делу. Я запустил пальцы в его длинные локоны и помассировал голову.
Нико не сдерживался. Лизал и сосал, словно от этого зависела его жизнь, и через несколько мгновений я кончил ему в горло, впиваясь зубами в рукав куртки, чтобы заглушить крик чистого экстаза.
Как только дыхание немного пришло в норму, я полез в бумажник за презервативом и смазкой и сунул ему в руку. Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.
— Пожалуйста, Нико, — попросил я. Повернувшись лицом к стене, и скинув штаны и белье до колен, я прижал руки к необтесанным доскам. Моя задница замерзала на холодном ночном воздухе, но было плевать. Я хотел, чтобы мой партнер использовал меня для своего удовольствия. Хотел, чтобы ему стало хорошо.
— Боже, ты охуеть какой сексуальный. Хочу сделать фото для семейного альбома, — посмеялся Нико. Он возился с защитой, пока я не услышал скрип латекса и не почувствовал, как ледяные пальцы очутились меж ягодиц.
— Мать моя женщина, как холодно. Блядь, Нико, — прорычал я.
— Надо было взять это бесполезное дерьмо под названием «детские согревающие салфетки». Оно сгодилось бы, чтобы держать нашу смазку в тепле, — сказал он, продвигаясь дальше.
Я зашипел и подался на него, желая, чтобы эта часть закончилась как можно быстрее. Как только его пальцы внутри меня согрелись, я почувствовал себя потрясающе. Мне нравилось, когда Нико растягивал меня. Он был таким заботливым и нежным, и всякий раз в уголках его глаз появлялись милейшие морщинки беспокойства.