Наверное, если бы пару лет назад меня попросили рассказать о родителях и нашей жизни на Кериоте, я бы вряд ли смогла. Мигрени, депрессия, панические атаки, бессонница и как следствие, жизнь в ночных кошмарах - то, что ждет многих, кто в один миг теряет семью и прежнюю жизнь. Тогда мне казалось, что этот ад никогда не закончится, а сейчас при мысли о родных меня заполняла лишь глухая пустота.
– Вы единственный ребенок в семье?
– Да.
– У вас остались где-нибудь родственники?
– Не думаю.
– Попробуйте вспомнить. Возможно, у вас осталась какая-то отдаленная родня, друзья родителей, покровители…
– Если и остались, то мне о них ничего неизвестно.
Я медленно облокотилась на спинку кресла. Воспоминания о семье нахлынули разом, и я машинально провела тыльной стороной ладони по лбу, как будто это могло помочь прогнать их – сейчас не время для ностальгии.
– Мария? – Андрей вернул меня к реальности, – Ваш вопрос.
Я покачала головой.
– Кто вы? Чем лично вы тут занимаетесь?
Парень просто пожал плечами.
– Не думаю, что чем-то отличаюсь от вас. Я, как и вы, повстанец, беженец, жертва времени, судьбы и обстоятельств, если хотите.
– Вы не похожи на жертву.
– Вы тоже, – просто ответил Андрей. Скрестив руки на груди, он постарался уйти от вопроса- Где вы были во время событий на Кериоте? И что случилось потом?
– По профессии я урбанист-геолог – исследую неосвоенные части галактики в поисках новых территорий для колонизации, но с началом войны мои знания стали востребованы для другого. Все говорили о том, что база на Кериоте была слишком большой и заметной. Я хорошо знаю географию галактики, особенности каждой из звездных систем, поэтому меня привлекли к поиску новых “слепых” локаций для создания новых баз. Когда произошел взрыв на Кериоте, я была в соседней звездной системе Нириаз и прямо оттуда отправилась на Мелнис в систему Каас, где и оставалась вплоть до пятнадцатого июня.
Устройства по-прежнему молчали.
– Мой вопрос?
Андрей кивнул.
– Вы сказали, что я нахожусь на базе в Диких лесах. Мне мало что известно об этом месте, кроме того, что здесь находится один из пунктов центрального управления. Сколько человек сейчас проживают здесь?
– Чуть больше ста тысяч.
Сто тысяч - это примерно в 10 раз меньше, чем на самых маленьких повстанческих базах, о которых мне было известно. Причина была слишком очевидной.
– Кто те люди, что наблюдают сейчас за нами? Они члены элиты? Лиделиума?
– Среди них есть и те, и другие, – после небольшой паузы осторожно ответил Андрей, видимо почувствовав, что мы ступили на хрупкую почву.
Я нервно втянула воздух. Мои опасения подтвердились - теперь было ясно, что парень не мог попросить уйти этих людей не из-за соображений безопасности, а из-за того, что просто не обладал такой властью. Вероятно, ее не имел даже их лидер - Нейк Брей.
– Как думаете, они все еще здесь? Мне кажется, я не сказала еще ничего, что представляло бы хоть какую-то ценность в вашем расследовании.
– Уверен, что они наблюдают за нашим диалогом очень внимательно.
Наверное, мне должно было быть лестно, что моя персона вызывала такой интерес, однако я испытывала лишь страх и отвращение. Откуда такое внимание? Почему я? И что меня ждет, когда все поймут, что я бесполезна? Нейк Брей, Алик Хейзер и еще десятки людей в зале считали, что то, что я выжила и осталась невредима - почему-то делало меня особенной. Я усмехнулась при мысли о том, в какой они ярости от того, что им приходится возиться со мной, чтобы докопаться до правды.
– Должно быть, они меня презирают, – я сама не заметила, как озвучила свои мысли, – Это так?
Мой вопрос заставил Андрея напрячься. Я видела, что в комментариях, связанных с базой и ее жителями он проявлял особую наблюдательность и осторожность: должно быть он думал, как не соврать, не сказав при этом правды.
– Нет, – наконец, ответил он.
– Тогда что ими движет?
– Страх. Я думаю, они боятся.
– Меня? – эта мысль показалась мне забавной.
– Вас, того, что вы знаете и того, от чего они зависят.