Я вспомнила лицо Алика, в центре управления во время разговора с Андреем, когда тот рассказал ему о нашем конфликте. Его ужас, сожаление и доброту, которая сквозила в каждом жесте и взгляде, хоть он и не выражал ее словами. Сейчас я впервые подумала о том, что, возможно, именно Алик убедил тогда Андрея принести извинения.
– А следующим был Марк, – сделала предположение я, выжидающе посмотрев на юношу.
– Следующим был Питер.
– О не удивлена, что он тоже захотел стать твоим другом, – подхватила я, – С его то врожденным честолюбием…
Андрей сделал большие глаза.
– Питер вовсе не хотел быть моим другом!
– Тогда держу пари, что первое, что он сказал, когда тебя увидел было что-то вроде “Не вздумайте смотреть на меня без солнечных очков, ведь я – Адлерберг!”.
– Почти, – усмехнулся юноша, – Он сказал “Только посмей подохнуть сопляк, ты должен моему отцу”.
Я расхохоталась и, бросив на меня косой взгляд, Андрей впервые по-настоящему улыбнулся.
– А Марк? – отсмеявшись, спросила я, – Как вы узнали его?
– Не слишком ли большая плата за одно откровение? – вскинул бровь парень, – Мы войдем в систему Каас через пару часов и не знаю как ты, но я все-таки рассчитывал отдохнуть.
Разочарованно вздохнув, я отстранилась и пожала плечами.
– Если ты хочешь…
– Однозначно! – подтвердил Андрей, регулируя свое сидение до горизонтального положения, – И тебе советую.
Я обреченно кивнула – а какие еще оставались варианты?
– Надеюсь хоть здесь обойдемся без открытых окон? – спросил юноша, подавая мне плед, – Не уверен, что готов пройти через это второй раз да еще и в космических масштабах.
– Спокойной ночи, – ответила я, чувствуя, как уголки губ предательски дрогнули.
– До встречи на Мельнисе.
Когда Андрей лег, небрежно завернувшись в своей плед, длины которого едва хватало, чтобы прикрыть ноги до щиколоток, я еще некоторое время сидела и думала о нашем разговоре: представляла себе истощенного бледного мальчика с впалыми щеками и синяками под глазами, одного в огромной темной комнате, подключенного к аппаратуре для поддержания жизни, то, как с утра до ночи он проводил в обнимку со старинными книгами из библиотеки Брея, что были для него единственными друзьями в этом мире. О чем он думал тогда, засыпая по ночам? О чем мечтал? Представлял ли себе, как все в итоге обернется?
Я посмотрела на Андрея: его лицо расслабилось, дыхание становилось все глубже и спокойнее, словно то, что он видел во сне удивляло его. В нем не осталось ничего от больного подростка, словно не было сотен ночей, когда он просыпался от нестерпимой боли, не было тяжелых аппаратов, что круглые сутки перегоняли его кровь и сконфуженных врачей, отсчитывающих дни до его смерти. Грудь юноши поднималась медленно и ровно, будто отмеряла время, а я сидела, смотрела на него и думала, что так и не знаю, что из себя представляет Андрей Деванширский.
***
Стоя посреди просторного зала, я вновь слышала его голос. Да, это точно был он, тот самый голос, что тогда громко, но мягко окликнул из-за двери: “Изабель, ты уже встала? Изабель, ты еще здесь?”. Внимательно оглядевшись, я постаралась найти его источник, но рядом никого не было. Однако голос не затихал – он словно был и не был повсюду одновременно – тихий, мягкий, немного хриплый, будто тот, кому он принадлежал, застудил горло, а может, мне только так показалось из-за плохой акустики. Несмотря на то, что слышала я его достаточно отчетливо, разобрать какие-либо слова мне так и не удалось.
Еще раз быстро оглядев залитый светом зал, я прошлась по периметру, с удивлением исследуя каждый его угол. Казалось, в помещении не было ни одного предмета, который нельзя было бы отнести к роскоши: мой взгляд медленно проскользил по изящному ризнеру, мягким широким софам с резными спинками, массивному секретеру, что виднелся в торце комнаты и вновь остановился на огромных панорамных окнах с полупрозрачными шторами, через которые просачивались тысячи золотых лучей. Но как я здесь оказалась? И, главное, где?
Легкий порыв ветра всколыхнул мягкую ткань занавесок, и я невольно обратила внимание на одно из окон, что оказалось дверью, ведущей на веранду. Только сейчас, приблизившись, мне удалось разглядеть силуэты двух человек в нескольких метрах от нее. Голос стал сильнее и разборчивее – он точно принадлежал одному из них. Юноша сидел боком, вполголоса рассказывая какую-то историю, и только когда с соседнего сиденья раздался высокий звонкий смех я поняла, что там сидит девушка. “Изабель” – мелькнуло у меня в голове, но это была не она, голос явно был моложе. “Подросток! Это девочка-подросток”, – подумала я, как в следующий момент юноша повернулся и, заметив меня, замер. За шторой я никак не могла разглядеть его лица, лишь темный силуэт.