— Вот те, едёна нать, — ахнул Тимоха.
— И рота автоматчиков, и наши головные расчеты враз были уничтожены, только хвост колонны и успел откатиться обратно за канал. Осталось у нас четыре орудия. За каналом окопались. Связного в обход вокруг города срочно послали в штаб. А успокоившись после такого переполоха, решили городок этот разглядеть в бинокли повнимательнее. «Мол, что это за нечисть там засела?! Откуда взялась?» Городок оказался и впрямь совсем небольшим. Всего четыре улицы, а в центре, на площади, — ратуша, кирха, и в середине веселенький фонтанчик в три струи мочится, от которого ни прохлады, ни виду, одна утеха — мол, и этот город в Германии не хуже других, тоже со своим фонтаном.
Ефим Ильич говорил прерывисто, морозный воздух перехватывал дыхание, однако он уже вошел в охотку, рассказывал теперь легко и увлеченно, стремительно размахивая тяжелыми рукавами тулупа, отороченными белой овчиной. Словно встав у снежного поля, метал во все стороны снежки, лихо подкидывал их, и метал, и метал без устали.
— Ну и чего же вы, горемыки-воины, примерзли к этому каналу?! — Нетерпеливо наседал Тимоха.
— «Примерзли?!» А куда сунешься? Окопались, ждем распоряжений. И распоряжения тут же не преминули прибыть. Командование перекинуло к нам часть солдат, все дороги из города перекрыли, входы в улицы тоже. Всю ночь стояла пальба, через кольцо никто не прорвался. Но языка взяли. Выяснилось, что, после того как прошла основная часть нашей дивизии, ночью в городок со стороны Берлина неожиданно вошли гестаповцы. Пробивались на запад к американцам, нам сдаваться не хотели. Но после нападения из города сразу не ушли, что-то промешкали, а может, с темнотой хотели отступить, кто их знает. А когда командование наше узнало, что это гестаповцы…
— Да кто же такие естаповцы? — спросил Тимоха.
— Самые отъявленные головорезы, не солдаты и не люди, а живодеры…
— Ну и объяснил, едёна нать… — Тимоха крепко ругнулся. — А вся немчура кто такие?
— Разные люди… Словом, Тимоха, среди прочих частей у фашистов гестаповцы были особые. И уж, когда у нас была возможность взять их, гадов, живьем, мы шли напролом, понял?
— Мало что понял, но валяй дальше. Мне одно: что естаповец, что не естаповец, все немчура паршивая. А раз ты их можешь еще и разделять на разные, то дело твое, валяй дальше.
— Тимоха, ну что ты насел, — Ленька потащил его за рукав шубы, — про гестаповцев я потом тебе все объясню, у меня даже книжка о них есть.
— Ладно, Ленька, я обожду с естаповцами, — согласно закивал Тимоха.
Ефим Ильич помолчал, медленно свернул и закурил самокрутку, а уж потом опять продолжил:
— Вдруг на позицию к нам вместе с командиром полка приезжает сам дивизионный. А был он совсем еще молоденьким, говорили, будто бы ему всего лет двадцать пять стукнуло, а возможно, и меньше. И в полковниках-то он ходил несколько месяцев, а командиром дивизии был недели три, временно замещал погибшего накануне старого, опытного генерала. А в нашей дивизии он был давно, долго ходил начальником штаба дивизии. Всегда, бывало, подъедет к расчету нашему и не надолго, но задержится. Шутит, смеется — и такой ласковый, мягкий, как ребенок. В лицо ему смотреть было, ну, одно удовольствие: такое оно светлое и к жизни расположенное. И сам он хоть росту невеликого, но завсегда живой, подтянутый, весь в кожах, ремнях. По всему видно было, в командирах ходить ему нравилось… А тут приехал грустный, все-таки столько ребят положили ни за что ни про что. В его возрасте, хоть и при такой большой командной должности, все чувства на лице. Куда денешься от них! Да еще наши командиры в один голос: «Гестаповцы вряд ли сдадутся по доброй воле, а ребят гробить — за что же?! Смести, мол, городок с лица земли, и делу конец!»
— Ефим, а как фамилия у того малого была? — неожиданно спросил Тимоха.
— У какого малого? — недовольно, но вполне терпеливо, не совсем поняв, о ком идет речь, переспросил Ефим Ильич.
— Ну да у полковника-то молодого!
— Кузьмин. А что?!
— Так я и знал, тришкин тебе кафтан! — обрадованно воскликнул Тимоха, смерзшаяся борода его лихо взлетела вверх от легкого удовлетворенного кивка. — А прозывали его как? По имени и отчеству?
— Что ты, Тимоха, привязался? Он ведь со мной за ручку не знакомился.
— Не ярись, Ефим. Все же не так много в Отечестве Кузьминых. Поди поищи. Они все небось в нашей деревне живут, тришкин тебе кафтан.
— Ну, опять закафтанился. — Ефим Ильич недовольно что-то пробурчал еще, но совсем неразборчиво. — Больно ты много знаешь, Тимоха. Пол-Смоленской области, пол-Новгородской, пол-Псковской — и все одни Кузьмины.