— То тогда все вожди революционные так жили…
— Нет, Юрья, не все… Вот, скажем, один из тех, чье имя в те годы постоянно рядом с Лениным ставилось. Делалась попытка даже заслонить Ленина проворством того человека. Он в гражданскую войну к нам на фронт под Царицын в царских мягких вагонах приезжал и жил, как хотелось душе и телу… Вот те и вождь пролетарский. А у нас не каждый день кусок хлеба был… И вроде бы за одно правое дело воевали. А что умен он был, кто возразит, только ум-то его высокомерно, себялюбиво вознесся над всеми остальными, над народом. Непомерно чванлив был, все у него через губу выходило, назидательно, унизительно для простого человека. Такой руководитель равным куском с народом жить не мог, не хотел, к народу-то он ведь еще и брезглив был, как потом выяснилось.
Ленин подобным революционерам совсем несродни. Он жил так же бедно и скромно, как народ. И ради лучшей жизни миллионов простых людей руководил смело и рискованно! Глянь, равного-то ему не было на земле, да и родится ли еще такой человек. Ленин народным глазом и доверием очень дорожил, сам жил по-народному, сам заботился денно и нощно о народе, и с других требовать легко ему было и наказывать виновных за невнимание к нуждам народным. Он право на то имел, и опять же действия его выходили в согласии с умом и сердцем. Люди это понимали, чувствовали его правоту. И других — у кого слово-то было красное, а жизнь — в усладу собственную — осуждал резко… Да и как вышло не зря… Опять же возьми, все доброе, что в Отечестве нашем делается, — все началом своим имеет Ленина. Он все умом своим успел охватить…
И жизнь его, как свет солнца, в души людей запала, и каждый поверил, что душа человеческая и ум, каким бы высоким он ни был, могут жить и в согласии. Из уст в уста передают люди жизнь такого человека, возведя ее в полное совершенство, в полное совпадение лучших достоинств ума и души. И служит это совпадение людям чем-то вроде закона, высшей нормы, что ли, жизни их собственной. А как же без примера-то нравственного? Обыденность, затертость, сытность обывательская нам не по характеру, не по нашим сердцам и душам, не по нашему уму-разуму. Нам завсегда надо, чтобы душа в волнении, сопереживании жила… Так вот к чему я все это тебе говорю, Юрья… Комиссар тот, полковой, о котором рассказывал Ефимушка, это сколок с таких людей, как Ленин, их частица, и по духу, и по уму, и по душе. И если мы победили фашистов, то не только силой физической, мощью оружия нашего, а скорее, духом мы посильнее врага. Душа у нас — пошире. А в такие решающие моменты ум — хорош, а душа народа бывает и поважнее ума! Это немцы не учли, а мы про себя все должны знать, как и чего сто́им на миру…
Селивёрст Павлович замолчал, и мне показалось, что мысль свою он закончил, приведя все доводы в пользу ее. Однако он продолжил, может, почувствовал потребность высказать вслух то, что давно его занимало в долгих размышлениях о мирских вещах насущных и вроде бы отдаленных от нас.
— Вот мы как-то говорили тут, помнишь, о войне, о народе русском. Запал мне в душу этот разговор, и я все думал, какие же способности у народа нашего, до чего же он плодовит. Вот опять же — Ленин! Ведь не каждому народу дано выдвинуть такого сына — первого за всю историю человечества. И не просто выдвинуть, а дать ему такую высоту мысли, что века пройдут, а мысль его будет плодотворно и созидательно занимать умы людей. Хотя я тебе скажу, тогда, в революцию, нам всем казалось, раз власть в руках народа, мысли его немедленно осуществятся, столь реальными и легкодоступными они виделись. А вот годы идут — и близок вроде бы локоть, да не укусишь…
Вот непогодь, может, по всей земле-матушке так лепит, что и зги не видать. В такой-то круговерти легко заплутаться… Потому свет нужен…
Он, видно, думал о своем, находя ответное чувство в разыгравшейся пурге.
— Так почему же локоть близок, да не укусишь?
— Я скажу тебе, как сам понимаю. Почему нам казалось вроде бы все легко осуществимым? Да сама мысль о новой жизни была еще совсем юной и наполняла нас юношеским жаром. Нам казалось, что мы вновь родились, стали отважнее, смелее, талантливее, мы опьянели от возможностей, которые открылись перед нами. Юность всегда немножко пьянит, также и отважная мысль об идеале…