Марфа ходила долго, я уже стал беспокоиться, не случилось ли что, как она вынырнула из-под придорожного кустарника.
— П-по-посидеть надо, вода ревет, брод размыла, на п-пе-перекате нижнем свищет, утонем еще разом…
Она торопливо объясняла мне, а сама принялась выбивать огонь. Он вспыхнул тоненьким, хилым язычком и медленно пополз по бересте. Она сунула его в сушняк. Не обращая на меня внимания, скинула длиннополую рубаху, изодранную по подолу в лоскутки, нагая бросилась к дрогам, отыскала сарафан, нижнюю рубаху. Тут же у дрог, не прячась, оделась. И вернулась к костру. Пламя разошлось, и дыхнуло теплом. Она кинула возле ели попону, села и потянула меня к себе, усадив поудобнее рядом. Мы оба молчали, приходя потихоньку в себя. Я был потрясен всем случившемся, такую страшноту в природе я видел впервые. Она это чувствовала и не тревожила словами. Не знаю, сколько прошло времени. Тело мое онемело, одеревенело, голова разламывалась от боли.
— Хлебца хочешь? — спросила она и сунула мне пахучий кусочек ржаного домашнего хлеба, подогретого на огне.
Я попытался его пожевать, но корка застревала в горле.
— Тяжело, п-паренек, тебе далось, тяжело. Маловат ты еще, страхи земные у тебя впереди, за жизнь-то вон не боишься, в самую страшноту п-про мерина п-по-помнишь. А что с ним сдеется?!
Я почувствовал, что говорила она это не для меня одного, видно, и сама переволновалась и теперь пыталась в словах обрести покой.
— Вы что, знали, что будет такая буря-ураган?
— Ожидала, — спокойно ответила она.
— Зачем же тогда в дорогу тронулись, — недоумевал я.
— Думала, он стороной обойдет, а он, ляд эдакий, вишь, волю взял, п-п-прямо на нас. Я как увидела тебя п-п-под елью, душа моя заныла… Все ж он немножко отвернул, взял чуть левее, ляд эдакий, а так п-п-пропали бы под этими елями, свернул бы он их с корнем.
— Так зачем вы пошли в дорогу? — повторил я.
— Брат двоюродный только с войны п-пэ-пришел и п-по-помер в Усть-Низемье, дорогой мне сродственник, а кто его отпоет, кто оплачет, кто слезой омоет в п-по-последний раз?! Нынче к смертям п-п-привыкли, война всему научила и сердце у людей вынула, сколько лет п-пройдет, п-пэ-пока оно вновь огнем зайдется, и жалость, и утешение, и сочувствие, и глубокая п-пэ-печаль одинаково близки будут. Эх, голубеюшко, сколько еще жестокости ждет нас. На твои-то п-пэ-плечи больше п-пэ-падет, готовься… Укрепляй душу, ей страдать…
Она говорила и говорила, все наставительно, все по уму ладно и рассудительно, но к чему она клонила, что внушить мне хотела, я так и не мог понять. И, улучив момент, сказал ей об этом. Она внимательно посмотрела на меня, погладила шершавой, в вздутых бугорках ладонью по голове и рассмеялась.
— Жалко, Юрья, что я уже старуха, сил душевных у меня маловато, а то бы взяла тебя в ученики, за все годы не встречала я юной, п-пытливой души, так расположенной к п-пэ-правде, добру… Но п-пэ-побробую. Не каждому дано чувствовать, как Земля летит в этом великом и бездонном п-пэ-пэ-пространстве. А я чувствую всем телом, как солнце тянет ее к себе и держит в крепких руках, чувствую эту силищу, особенно вот сейчас, летом, когда солнце совсем близко от Земли. Чувствую, как эта сила нервы мои п-п-питает, п-п-по жилам расходится…
— Как же так может быть?
— Иногда я закрою глаза, где-нибудь в лесу, в п-п-поле, когда одна, и вижу среди бела дня звездное небо, дальние миры, неземные корабли, что летают вокруг нас. Вот пойдем в деревне к Васькиному лбу, п-п-покажу тебе…
— Это камень на угоре, за нашим домом?
— То не камень, а п-пэ-посланец с неба…
— Что, метеорит? — удивился я.
— Их на небе много, там нет богов, как думают христиане, там летают маленькие и большие Земли. Их много… Скоро люди, ты доживешь до тех дней, п-пэ-полетят на небо и увидят, что богов нет, но их могут там встретить такие же люди, как они сами…
— Что же это за люди?
— То мне неведомо, но отец незадолго до смерти говорил, что там земельских людей ждать будут тоже люди, а не боги всесильные. Боги — это выдумка человечья.
— Ваш отец, колдун Кычин, которого в гробу Тимоха уронил? Так он же злодей, вон как Тимоху наказал. А за что?!
— Тимоха, ляд эдакий, все п-п-придумал, а народ п-по-по глупости п-пэ-повторяет, — нервно и резко ответила она.
— Что, он из гроба не выпадал?
— Выпадал, да Тимохи там и рядом не было, ляд он эдакий.
— Чудеса какие-то, не боги, а люди. Возможно ли?!
— Чудесами, Юрья, люди только и живут, в них — сердцу отрада и утешение.