Лошади, изнуренные за день, устало разбрелись по поляне, отыскивая лакомый кустик травы, а некоторые сразу же повалились на землю, понуро общипывая траву вокруг себя. Лишь Орлик да Пальма еще стояли на месте и обнюхивали друг друга, лениво помахивая хвостами.
— Этим к еде спешить нечего, — оглянулся Тимоха, — сыты. Им бы полизаться да в грех впасть, дери их горой… Ан-н-н нет, удавки не дают, — и рассмеялся звонко, рассыпчато. — Неволя, куда от нее денешься… Так-то. Пошли, ребята, костер жечь, картошку печь, побасенки слушать, те, что сердцу любы-дороги.
Он распряг лошадь, убрав хомут под дроги, и стал скидывать попоны, разбрасывая их вокруг костерного пепелища.
— Петька и Ленька, тащите сушняк для костра, а ты, Юрья, освобождай Вербу.
Я отвязал веревку и повел Вербу в глубь поляны.
— Юрья, слышь! — крикнул мне вслед Тимоха. — Ты ее к «начальству» не подводи, а то еще Пальма куснет ненароком, лучше с Метелицей спарь, пусть возле нее гуляет.
Верба за лето подросла. Во всей фигуре ее было теперь довольно угловатости, неуклюже отяжелела грудь, плечи. Она пугливо озиралась по сторонам, вслушиваясь в легкий шум леса, и старалась держаться ко мне поближе.
Пальма и Орлик стояли на прежнем месте, упершись носами и нежась, как бы целуя друг друга. Я поискал глазами Метелицу. Но ни Ветра, ни Метелицы поблизости не было, а в надвигающейся темноте разглядеть их было просто невозможно. Мы пошли с Вербой по дальнему краю поляны и ненароком наткнулись на Метелицу. Я легонько подвинул Вербу вперед. Метелица обернулась и пошла навстречу нам…
Я подождал, пока Верба обвыкнет и забудет обо мне.
— Юрья, куда пропал? Ты что, тришкин кафтан? — обеспокоенно закричал Тимоха. — Чего скрываешься?
— Иду, — откликнулся я.
И медленно, поглядывая, как поведет себя Верба, пошел на огонь, высветивший в темноте три фигуры. Верба спокойно стояла возле Метелицы и даже не обернулась в мою сторону.
Ребята натаскали целый воз сушняка и теперь расстилали попоны возле самого костра, выбирая место поудобнее.
— Тимоха, чего ты место для караула выбрал плохое? — заворчал Петька.
— Чем же оно тебе плохое?
— Ну, с угла, с краю, а потом, ветер в лицо, дым в лицо, и медведь за спиной, задницу кусает.
— Эко, соображать надо! Зачем медведю твоя тощая задница? Ну какой ему прок! А вот если он пойдет на табун, то с того дальнего конца. И у лошадок разгон будет — вторая поляна, просторно пойдут они и мимо нас. Мы их пропускаем, — быстро размахивая руками, Тимоха бегал вокруг костра, — лошадки шмыг, а вот зверю мы — дуло в пасть. Как придумано?! И тактически — умно, и стратегически — дальновидно, — тришкин ему кафтан.
— Кому? — засмеялся Петька.
— Что кому? — не понял Тимоха.
— Кафтан-то кому, спрашиваю?
— Зверю кафтан…
И все рассмеялись.
— Ой, Петька, все поддевочками промышляешь, гляди… — и сердито погрозил ему пальцем.
— Да ведь ты как заладил «тришкин кафтан», так он у тебя через слово.
— Верно, Петька, верно, сорный у меня язык, как погремушка, все собирает — и пыль, и грязь, и золотник, и оловянник. Вот вас с малых лет учат языку культурному, чистому, по книжкам-грамматикам, а все же слово «задница» и у тебя в ходу. А потом рассуди так: учение — оно полезно, а добродетель приятна сердцу нашему. Учись, но о сердце не забывай… Добродетель всякого человека красит…
Тимоха замолчал, о чем-то своем задумался, а потом вдруг будто ни с того ни с сего и спрашивает:
— А школу кто рубил?! Ну-ка, небось и знать не знаете, кто вам такую высокую добродетель оказал…
— Кто? Советская власть. Чего ты нас проверяешь? — недовольно проворчал Ленька.
— Власть, она обо всех заботится, а кто конкретно?
— Говорят, коммунары рубили, — произнес я неуверенно.
— Верно, Юрья, коммунары, а стало быть, и я…
— Да ты же не плотник, откуда тебе? — возразил Петька.
— А вот не плотник, да рубил. — Тимоха присел на попону между мной и Петькой. — Это все затея была Селивёрста. Ох, горяч был мужик, теперь уж подзавял, а тогда… — он бойко выбросил руку вперед. — Мысль стремглав летит, а за ней — дело человечье поспевает. Вот как Селивёрст поворачивался… А коммуну мы с ним вместе придумали и начинали.
— Что же со школой-то было? — спросил я.
— Будто бы вам учителя и не говорили, как эта школа построена?! — Тимоха с недоумением посмотрел на нас.