– Ты сможешь, вернись, вернись, – ко мне вернулся Голос. – «Здравствуй! Я так давно тебя не слышала, побудь со мной, пока я не усну».
– Наташа, мы ждём тебя здесь, вернись, – «сейчас ты очень громкий, Голос, ты не даёшь мне спать! И я так не хочу!»
Стараюсь отгородиться от тебя, но ты топишь любые стены, даже ледяные. Ты – тёплый. И ты вокруг. И я плачу.
– Тебя так давно не было, а я так в тебе нуждалась! Мне холодно и страшно…
– Таш, – ты шепчешь, – я здесь, с тобой.
И я не вижу тебя, но вижу протянутую, словно из-под завесы тумана руку. И ты берёшь мою ладонь и ведёшь за собой.
– Ты нужна мне, – «что же ты делаешь со мной, Голос?»
– Нет-нет, не верю! Наташу все бросили, не верю, не верю!
– Таш, ты нужна мне, здесь. Верь, – и ладошку ещё крепче обхватывает тепло Голоса.
И я просто следую за ним, просто иду на него. Просто с каждым шагом становится легче дышать. И я просто начинаю верить. В его слова. В его существование. Его рука совсем скрывается за туманом, но я продолжаю чувствовать тепло.
– Что же дальше?
– Открой глаза.
И я слушаюсь.
Белый потолок, какие-то незнакомые светлые стены и приглушённые звуки. Глаза, точно тоже не мои – всё расплывается, и я с трудом могу различать предметы, виднеющиеся из-под полуопущенных ресниц. С трудом понимая, где я и как тут оказалась. Перевожу взгляд вправо и натыкаюсь на свою ладонь, накрытую твоей… Почти знакомая улыбка из уже почти далекого сна или прошлого. И тёплые звуки слов, наполненных облегчением:
– Доброе утро, спящая красавица.
18. Шмакодявка, нагрудные полушария, голый Дед Мороз
– Мама, мама! Здесь Дядя голый! – в мою голову буром прорвался надоедливый детский голосок.
Приоткрываю глаза. Чёрт! Как же ярко! Пухлая девчоночья ладошка бесцеремонно упёрлась в направлении меня, в то время как её обладательница верещала, призывая родительницу. И где же меня угораздило вырубиться? Какая-то уж слишком узкая комната, да и натоптано. Из мебели только мятый новогодний мешок в углу.
В проёме образовалось ещё одно лицо, вернее внушительный бюст, который при всём желании не дал бы мне поднять взгляд выше. А мамашка-то, молодкой оказалась! Оценивающий взор медленно скользил от моего подбородка ниже и ниже, словно расставляя ценники в стратегически значимых местах. Чёрт, красотка, ты вгоняешь меня в краску, мало кому это удаётся! Хоть бы ребёнка убрала куда подальше.
– Это не дядя, милая, – её грудной голос прокатился внутри меня неслабой вибрацией.
– А кто? А кто?! – не унималась мелкая вредина.
– Разве ты не видишь? Это Дед Мороз!
– А почему он голый?
– Ну, дорогая, Дедушка Мороз работал всю ночь, задремал, его и раздели, чтобы не растаял. Да и не совсем он голый.
Ты сама, по-моему, не доспала! Что за чушь?! Какой ещё Дед Мороз?!!! Где я вообще нахожусь, мать вашу?! Чёрт! Как же голова раскалывается!
– С вами всё в порядке?
Конечно в порядке, блин! Я же просто так здесь голым прилёг! Абсурд!!! Мамаша у вас в голове каша? Или все мозги стекли в нагрудные полушария?
– В общем, раз вы молчите – подниметесь с нами на пятый, дома разберёмся.
Семейка ввалилась в мою опочивальню, и мы поехали. Так я в лифте! События прошлой ночи обрывками возникали в памяти, заставляя кровь закипеть, а голову раскалиться до предела.
– Вот козлы!
– Простите? – девица округлила на меня свои и без того огромные глаза.
– Извини… те.
Смотреть в их сторону не хотелось. Как-то унизительно всё это было. Да ещё малявка въелась в меня своим взглядом.
– Чё, Деда Мороза никогда не видела? – хотелось быть особенно грубым, как будто это они виновники моих приключений.
– Не-а.
– И не увидишь, – ухмыльнулся со всей возможной неприязнью, – их не существует.
Я думал, шмакодявка взвоет от горя, но она пнула меня изо всех сил и строго свела брови, заверещав:
– Мама, мама! Почему дядя врёт?!
– Он же Дед Мороз, наверно ему жарко, того и глядишь голова растает, вот и несёт всякую чушь, – пожала она плечами, переводя взгляд в мою сторону, – вам помочь подняться или до двери дотечёте?
– Сам встану, – приподымаясь, выплюнул я.
Опёршись о гладкую стенку, попытался войти в вертикальную плоскость, но неудача! Голова как карусель, и я тяжело повалился вперёд, встречая лицом нечто мягкое и приятное.