– Да откуда же у одинокой женщины? К Михалычу беги.
Едва договорить успела, как с противоположной части лестничной клетки уже доносилась барабанная дробь об дверь соседа и его возгласы: «Михалыч, Михалыч, это Денис, открывай! МИХАЛЫЧ!».
Если бы не его обеспокоенность, вся картина выглядела бы довольно комично, но именно испуг в глазах сына и производили от этого всего впечатление чего-то ужасающего.
– Как решишь свои вопросы заходи, мне ещё салат заправить нужно, – лучше не лезть в его дела – быстрее угомонится.
– Ага…
И он, бросив на меня отстранённый взгляд, продолжил изображать из себя дверного барабанщика.
5. Приметы и всё такое
Пятнадцать. Пятнадцать минут потраченных впустую. Михалыч, по всей видимости, уже отметил Новый год и благополучно просматривает «подушечные истории». Пятнадцать. Пятнадцать этажей. И, значит, сорок две квартиры в подъезде. Значит целых сорок возможностей того, что у кого-то из соседей есть лом, равных сорока возможностям отжать двери лифта. Логическую цепочку, так тщательно выстраиваемую моим разумом, прервал телефонный звонок.
– Дю-ю-юсь, ну, что? Маме подарочки понравились? Ты скоренько?
Чёрт! Олеся! Совсем забыл.
– Ну, что ты канючишь, как ребенок? Что натворила? – что-то подруга стала все больше и больше раздражать меня, так и до расставания недалеко.
– Ничего, Дэн, – вмиг посерьёзнев, отчеканила она, – спросить хотела, ты скоро уже будешь? Шампанское кипит.
– Отправь его в холодильник, я ещё здесь.
– Но, Деню-ю-юсь…
– Слушай, я занят, перезвоню, люблю.
Главное любой неудобный разговор с ней заканчивать этим словом, тогда не обижается особо. Грубо, конечно, и любовью, собственно, мало пахнет, но… Но кто сказал, что жит-быт и любовь это взаимосвязанность? Любовь нереальна, из разряда чудес. А чудеса для слабаков. Для меня лично, Олеська – это как спасательный круг от одиночества. Ни страсти, ни нежности. Комфорт. Да, просто удобство. Она хозяйственная и не глупая, хотя иногда прикидывается – корчит из себя невесть что. Но, кажется, на таких и женятся. Левака не даст, стол накроет, про сплетни и погоду потрепется… А любовь? Привычка, приобретаемая годами. Чтобы случайно раз и навсегда – вспышек не бывает. Да и мимолётно всё это…
– Чёрт! – за размышлениями я и не заметил какую-то железяку в углу лестницы и, конечно же, задел её. В ответ она не пощадила мою ногу.
– Чё-орт! – стопа ныла, вызывая влажную пелену в глазах, из-за чего я не сразу понял, что каким-то чудом на меня обрушилось не абы что, а лом. ЛОМ!
Уже не обращая внимания на саднящую боль, я ринулся обратно к лифту.
– Только бы получилось! – вставил металл в проём и… понял, что одному мне здесь делать нечего. Отжать одну из створок, это конечно по силам, но ведь ещё есть двери кабины, а чтобы до них добраться, нужно комиу-то удерживать внешние. Разочарованию не было предела. Да ещё телефон жужжал в кармане!
«Олеся!» – выругавшись про себя, я просто сбросил вызов. И до меня дошло, что я непроходимый тупица! Вместо того, чтобы гарцевать здесь по этажам в поисках лома, нужно просто сообщить в сервисную службу, на худой конец вызвать службу спасения, а не изображать из себя героя!
– Дурак, дурак! Эй, ты как? – в ответ ни звука, – Слышишь, я вызову помощь, немного потерпеть придётся! – тишина.
Я невольно обеспокоился. Кто там, женщина, девушка? А если ребенок? И, конечно, в шахте может просто не быть связи, вот самостоятельно и не спасёшься. А из-за глупостей, что я тут устроил, вообще столько времени потеряно!
Раздражённо отбросив лом, я судорожно начал набирать заветные цифры.
***
– Что значит позже? – ярость охватывала меня с быстротой молнии.
– Молодой человек, держите себя в руках. Ваш вызов не единственный по городу. Мы работаем в порядке поступления сигналов. Новый год. Пьянь кругом. Лифты просто так ломают. Нам все вызовы проверить нужно, вдруг что-то серьёзное!
– Куда серьёзнее, человек в лифте замерзает!
– Я вам уже сказала, в порядке очереди. С наступающим вас, к утру, возможно, приедут ребята. Если что-то изменится, я вам даже сама перезвоню. Всего вам доброго! – и трубка бесцеремонно разразилась частыми гудками.
– М-м-м, – догорающий фильтр вновь больно обжог губу. Но холод лифтовых створок обволакивал меня ледяным спокойствием.
«Одиннадцать: двадцать», – если постараться, даже к Олесе успею. Но оно мне надо? Опять же, мама ждёт. В мысли снова ворвалось противное жужжание телефона: «диспетчер!», но секундная вспышка радости сменилась негодованием. Дисплей высвечивал имя: «Олеся».
– Да, – нервный выдох.