–Я только чуть-чуть, – шепчет Марийка.
–Корове масло-то надо! – мрачнеет Аяна, ловко отхватывает от холодного белого бруска кусок, на глаз примеряя, сколько на тесто надо, затем берётся за нож и крошит масло в мелкие куски. – Учу тебя, учу! Черствеют пироги-то! Тьфу… что слово, что игла!
Старая Аяна поправляет дело, поворачивается к Марийке, чтобы смягчить свой гнев каким-нибудь словом, но снова заходится всхлипом Денеш. Мрачнеет Аяна:
–Уйми дитё! Хлюздит как баба!
Губы у Марийки дрожат, вот-вот заплачет, закрывает лицо руками, стыдится своего бессилия.
«Плохо ей…» – с запоздалым стыдом понимает Аяна, но сама не терпит брехливости лишней, и спрашивает строго:
–Ну чего разгузынилась вслед за дитём? Научишься ещё, внимательнее надо!
–Унимала уже! – в отчаянии вскрикивает марийка. Плевать ей на пироги. Другое в её сердце. – Унимала, но никак…никак.
Цепенеет старая Аяна, но лишь на мгновение, спохватывается быстро, мгновение – и твёрдо идёт она уже за тонкую занавеску. Там половина сына и его семьи, и там не была Аяна с самого дня свадьбы, не хозяйка она там – таков обычай.
Редко видит старая Аяна Денеша. Мал он ещё, а уже не чует она в нём силы. Слабый какой-то, плачет, всхлипывает, мало ест…
Но сейчас она проходит на половину, что уже не её и берёт Денеша на руки. Он весь горит. Его глаза прикрыты. Не спит, просто больно смотреть ему на свет, по лбу и рукам видит Аяна красные плоские пятна.
Старая Аяна укладывает безвольного Денеша на постель, прикрывает его одеялом. Её трясёт, но она заставляет себя держаться, и всё же тихо и мрачно спрашивает:
–Чего ж ты не сказала, что он болеет?
Марийка позади неё. Мнётся, прячет глаза, плачет:
–Было такое…я думала, жар спадёт. Я ему ивовые листья с брусникой и мёдом толкла. Так и сходило прежде!
–Вот ты…дура негораздая! – шипит Аяна. Ей хочется сказать и хлеще, но толк ругаться? Время уходит. И сколько уже ушло из-за этой трупёрды? Впрочем, какую ночь уже всхлипывает Денеш? Но Аяна прежде терпела и не думала зашипеть на Марийку, а следовало бы не ограждаться, а научить, помочь, подхватить.
–Ему ночью было легче! – Марийка пытается спастись от правды.
–Да у него лихая! – старая Аяна не сдерживает крика. Марийка испуганно приседает, её трясёт. Рот дурочки кривится, она мелко-мелко вздрагивает.
Старая Аяна, однако, не обращает на неё внимания. Не до того. Денеш, конечно, и хлюздь, и нет в нём силы, но он всё-таки несёт в себе кровь Тамаша.
–За сыном смотри, – сурово велит Аяна, – а я скоро вернусь.
Мгновение, и нет Аяны. Выметнулась из дома с ветром, лишь завернулась теплее, но даже голову не покрыла – не берёт мороз Аяну, да ещё в кладовую скользнула, взяла окорок добрый, в чистые тряпицы завернула. Не помогло, конечно – добрый окорок всегда мясом пахнет, а если сберегают его на зимний день, то сберегают ведь в чесноке, молотом перце и травах.
Значительный дар, но что делать, если Гальне меньше не берёт?
***
Как находит зима, так надежда у всей их деревни на одну Гальне. Это весной да летом, и первую часть осени из города может добраться лекарь, а как прихватывает дороги, как река под лёд уходит спать, так на всё одна Гальне. Некоторые, впрочем, и в другие сезоны одной Гальне и верят – Гальне живёт долго, Гальне много знает, а ещё больше видела.
Она знает и лихую. Лихая регулярно настигает их деревню. Что делать, если живут от земли они все? от неё зависят. Дадут боги урожай – будет здоровье и будет опора в теле, не дадут – к слабым придёт лихая.
Но лето было добрым, ещё добрее была осень. И Денеш – первый, кто подхватил лихую, а Гальне знает, что лихая одна не ходит, она либо нескольких берёт, либо никого. А тут один. Один маленький ребенок, который никуда и не ходит от дома. И лихая?
Но это она. Гальне видит приметную сыпь, трогает жаркий лоб и шею, слышит хрип, видит во рту белесые пятна, отмечает мелкую дрожь всего детского тела и то, как глаза не могут открыться от постоянных слёз.
Это лихая.
–Кто живёт в доме? – спрашивает Гальне.
–Я, моя невестка Марийка и всё, – отвечает Аяна. Она сурова и собрана. Она готова действовать. Она не плачет.
Гальне оглядывает обеих женщин. Те здоровы – это сразу видно, лихую не спрячешь, она и дитя, и старца, и в силе – всех берёт одинаково. А эти больными не выглядят. Тогда откуда болезнь дитя? И ещё – почему они, живя с больным ребёнком, не больны сами? Ну с Аяной ясно – её и верёвочный чёрт не возьмёт, Гальне помнит, что в одно время Аяна, не дрогнув, зарубила желавшего поживиться в кладовой молодой вдовы вора. А эта Марийка? Но здорова, здорова, и на деревне случаев иных нет!