— Ты уверен, что идут на нас?
— Если бы шли в Паннонию, давно свернули бы на другой путь.
— Через реку не переправились еще?
— Нет, хотя и недалеко уже от нее. Я повелел своим когортам встать там заслоном, на месте возможной переправы, и рубиться.
— Разумно и все же этого не достаточно. Мы успеем еще перейти на противоположный берег?
— Почему нет? Хотя поспешить и не помешает.
— Тогда так и сделаем. Занятые тобой позиции усилят мои когорты. Каст переправится где-то в стороне от нас и обров на противоположный берег — по одну и другую руку. Если получится так, как мыслим, и обры увязнут в настоящей сече, ударим на них с одной и с другой стороны. Удар тот будет неожиданным и посеет страх, заставит аваров отступать, а с теми, что будут отступать, справимся и меньшими, чем у нашего супостата, силами.
Выведники заранее доложили Баяну: ромеи засели по другую сторону реки, сделали завалы и ждут, когда он пойдет на них. Этого надо было ожидать и все же холодом повеяло, когда услышал. Легкой победы над такими, засевшими, не будет. Перед рекой и на реке встретят стрелами, там, на завалах, — мечами и копьями. А еще и конные есть где-то… Нет, нужно сначала узнать, какая перед ним сила, а уж тогда решаться на что-то. Правду говоря, его турмам не привыкать навалом идти на супостата и преодолевать его силой, а уж было время и возможность убедиться: хитрость всегда надежнее силы и крови требует меньше.
Недолго колебался аварский предводитель, повелел разбить против ромеев лагерь. Пока был там где-то, у переправы, сзади успела вырасти великоханская палатка, рядом с ним встали и другие палатки. Забегали, засуетились, ясное дело, и те, что угождают кагану. Но чем-то недоволен он вернулся от реки. Еще до того, как зайти в палатку и сесть в палатке, какая-то муха укусила его. Подошел, осмотрелся и возмутился, а возмутившись, набросился на всех — и тех, которые ставили палатку, и тех, что сопровождали.
— Ослы неотесанные! Куры безмозглые! — кричал, выкатив глаза. — Где вы поставили палатку? Не знаете разве: из шатра должно быть видно все поле боя. Все, и то, где стоят наши турмы, и то, где стоят ромейские легионы.
— Где найдем такое место, когда наш берег низменный?
— Так зачем ставите? Зачем, спрашиваю?
Метал громы и рыскал глазами, видно, искал место, на которое можно было бы показать, как на выгодное, а поскольку не находил такого, еще больше злился. Наконец сел на жеребца и поскакал в ту сторону, где турмы. К палатке не вернулся уже, другие подъехали и сказали:
— Ясноликий повелел сниматься и отправиться вон в тот лес.
— Так, может, стоит дождаться ночи?
— А это не ночь? Пока сломаете палатки и сложите все, что при палатках, в телеги, кромешная тьма будет. Каган, чтобы знали, поэтому и начинает с вас, все остальные действительно уходят ночью.
Когда и куда уйдут из леса, для всех, кроме Баяна, осталось тайной. Вероятно, удостоверился предводитель: ромеи имеют своих послухов в его лагере; все, что задумывает, если не в тот же, то на следующий день становится достоянием супостата и предваряется. Поэтому и решился: чтобы перехитрить Коментиола и явиться перед ним неожиданно и негаданно, утаить свои намерения. Только там, в лесу, и перед самым походом скажет тарханам: идите туда и сделайте это. А уж как пойдут (опять-таки тайно) послухи ромейские не успеют выйти из лагеря и предупредить своих. То без сомнения, то наверняка.
Изрядно уверовав, видимо, в непогрешимость своих намерений, радовал себя уже надеждою: на этот раз не ромеи его, а он заманит ромеев в перевесище. А случилось же противное: там, куда он отправил в темный вечер свои турмы стоял наготове и ждал удобного момента легион Каста.
Как случилось, что его никто не присмотрел перед этим, про то так же никто ничего не мог сказать. На умиротворенные будущим преимуществом и потому доверчиво беспечные турмы его посыпались тучи стрел. Неожиданность встревожила передних, передние развернули коней (по крайней мере, кто мог еще развернуть) и не стали ждать, что скажут предводители, погнали в обратный путь. Отчего, не все и не сразу поняли. Так получилась сутолока, а сутолока добавила всем страха, а страх — желание: рви копыта и беги, пока не поздно. Тем более, что оттуда, от леса, слышались уже призывные трубы — сигнал всадникам настигнуть супостата и взять на меч и копье.
Кто будет допытываться в такой потасовке, что делать. Бежали, куда видели. Одни — за предводителями, другие — всего лишь за теми, кто видели перед собой простор и надеялись: он спасет, если воспользуются темнотой и уйдут от погони.