— Учись, Келагаст, — говорил Мезамир брату, как обводить болванов вокруг пальца. Сейчас переправимся, и я выдам им себя византийским сенатором.
— Как?
— А так. Речью византийской владею. Скажу, через Антию отправлюсь, так и челядь и охрану имею антские.
— Там, в палатке Баяна, все равно вынужден сказать, кто ты на самом деле.
— Там — другое дело. Важно, чтобы здесь не натворили бед. Злые они после неудач, а от злых всего можно ожидать. На императора вон как уповают сейчас. Как же, зовет на свою землю, обещает золотые горы. Увидишь, как овцы умолкнут, узнав, что перед ними посол самого императора и как те же овцы пропустят нас повсюду.
Келагаст этому не поверил, а убедившись, спустя, что так и есть, и кутригуры и обры, услышав ромейскую речь, нигде и пальцем не тронули их посольство, изрядно позавидовал брату: и он держится как настоящий посол и муж. Когда и где успел научиться такому?
А все же счастливые мгновения недолго стелились антскому посольству под ноги. Каган, в отличие от всех собратьев своих, уперся и не начинал переговоров. Мезамир и так, и сяк с теми, кто заслонял ему путь, — напрасно. «Каган полагает, — говорили. — Придет время — позовет».
Что оставалось делать? Ждать, коли так. Не будет же Баян думать целую неделю. Минует день, второй — позовет. Но, увы, на третьи сутки пошло уже, а обры делают вид, что не замечают антских послов, будто не знают, что тут же, в стойбище, разбиты их палатки, пасутся кони за стойбищем.
«Что за оказия! — возмущается Мезамир. — Догадываются, о чем пойдет речь, и не могут определиться, что сказать антским послам, или ждут того дня, когда аварские воины перейдут через Днестр и потребность в разговоре отпадет сама по себе? А может, у них, как и у просвещенных ромеев, путь к кагану лежит через подарки? А почему бы и нет? Кто живет татьбой, тот не побрезгует и подачками».
Подумал и стал топтать стезю к обрам, стоявшим ближе к кагановой палатке. С одним заговорил — покосился яростно и ушел, молча, со вторым — то же. Уже надежду было потерял, глядь — идет такой себе, не очень представительный из себя, идет и бросает в его сторону взгляды и прячет их скорее, как если бы говорил этим: иди, скажу.
Мезамир не был бы Мезамиром, если бы не воспользовался тем, что шло ему в руки. Дождался, когда обрин шел не один, и остановил на полдороге.
— Достойный, — сказал он. — Не поведаешь, где можно взять воды?
— Там, — показал на реку.
— Там — нет, — брезгливо поморщился Мезамир. — В реке бродят лошади. Почайна или колодец есть где-то?
Толковал и толковал, пока вбил обрину в голову, чего хочет.
— Есть, есть и Почайна.
— Пойди и принеси из нее воды, — скорее приказал, нежели попросил Мезамир и, не раздумывая, положил обрину на ладонь золотой ромейский солид.
Тот вытаращил от удивления глаза, но, сразу же, пришел в себя и кивнул, соглашаясь, головой.
Когда принес двумя ведрами воду и вошел в палатку антского посольства, Мезамиру никто не мешал уже поговорить с обрином.
— Чем занят каган? — начал с главного. — Почему не принимает нас? Не слышал, когда примет? Обрин помялся и изрек:
— Тебе лучше не идти сейчас к нему.
— Не идти? А это почему?
Ответом на это был взгляд охваченных смятением глаз и молчание. Еще взгляд, и молчание.
Мезамир полез в карман, достал там пару солид и выложил их на ладони.
— Бери и будь другом мне, скажи: почему?
— Кагану поступили недобрые вести со стороны уличей. Утигуры разбиты наголову. Наши турмы тоже вынуждены были спасаться бегством.
Вот оно как. Так это же хорошо! Это и есть то время, когда надо идти к кагану со своей речью: «Зачем ссоришься с антами? Или не знаешь, кто такие анты»?
Теперь Мезамир не то, что дней, мгновений старался зря не потерять, и внимательно к обрам присматривался, тем уверенней был: они в большой злобе на антов, однако и не в меньшем смятении: как быть с антами? Одного не знал и не мог узнать: что сделает после всего каган? Смирится и захочет послушать нарочитого мужа от супостатов своих или сидеть и будет доискиваться, в ярости, как жестоко наказать их?
«Наше не горит, — остановился на мысли и успокаивал себя, наконец, Мезамир, — теперь мы можем и подождать. Горит у Баяна, так Баян пусть и выискивает, как быть ему с антами и их послами».
Он же и искал. Недаром спешили к Баяновой палатке тарханы — шли на совет.
— Великий воин! — говорили одни. — Тебе ли подобает колебаться? Вели нам собрать воедино турмы и бросить их на супостатов своих — от антов, даже от Антии, следа не останется.