— Прохор! Опять лясы точишь? Иди глянь, калитка опять скрипит.
— Я же только починял.
— Ну, через одно место, значит!
Хмурясь, дедушка поднялся с места и сердито пошаркал на улицу. Бабушка торжествующе хмыкнула, входя в комнату. Её тучное тело в цветастом платье-халате двигалось на удивление шустро и проворно. Вот морщинистые руки ловко подхватывают ухват и достают из печи горшочек с щавелевыми щами, от которых сразу начинает разливаться приятный аромат, казалось бы, вытекающий даже на улицу. Через несколько мгновений бабушка Нюра уже рядом и вытирает с лица Тимы вонючую смесь замусоленным полотенцем, придирчиво осматривает родимое пятно и даже немного ковыряет шершавым ногтем, словно все еще надеется на то, что оно сойдет. Не успел Тимофей отстраниться, врезаясь затылком в бревенчатую стену хатки, как бабушка уже взяла гребень и принялась расчесывать волосы хнычущей Марьяшки.
— Ба! Мне больно!
— Не придумывай. Кто виноват, что тебя домовой любит? Вон, колтуны какие!
— Ба, а он какой, домовой? Страшный?
— Как моя жизнь, — деловито протянула баба Нюра, в очередной раз сильно дернув резными зубчиками по светлым волосам сестры. Голос у нее был визгливый, постоянно тянущий букву «и» на выдохе.
— Ай! Ну, больно же! Мы же сказки слушали.
— Делать вам больше нечего. Могли полы подмести, пока меня нет.
— Бабушка, мы хотели, честное человеческое. Просто дедушка такую интересную сказку стал рассказывать. Мы сразу обо всем, что хотели забыли, — быстро нашелся Тима, потирая голову.
— Человеческое! — она фыркнула, переключая внимание на вихры внука. — Паразиты вы со своим дедом, а не человеки. Про что сказка хоть?
— Про Лихо, — быстро выдохнул Тимофей и зажмурился изо всех сил, надеясь, что на голове после бабкиного гребня что-то останется. Всемирно известно, что с закрытыми глазами боль всегда меньше, ведь ты не видишь, как она тебе причиняется.
— Нашел, старый, что детям на ночь рассказывать. Еще бы про Ауку рассказал.
— А мне тоже страшно было. Надо было попросить про молодцев по колено ноги в золоте, по локоть руки в серебре, — пискнула рядом Марьяшка.
— Он тебе ее каждый раз рассказывает! — Тимофей от возмущения открыл глаза, но тут же пожалел об этом после очередного резкого движения старушечьих рук. — Ай!
— И что? Она моя любимая. И очень добрая!
— Очень глупая!
— Так, — бабушка громко стукнула гребнем по подоконнику. — Одному десятка набежала, другой пяток лет уже, а сидят из-за выдумок спорят. Быстро за стол кушать садитесь.
Пришлось сразу замолчать. Когда баба Нюра грозно отбивала свой предупредительный выстрел различными предметами, связываться с ней было бесполезно и даже опасно. Тимофей мрачно зыркнул на сестру и насупился, скрестив руки на груди.
— А все-таки по колено ноги в золоте и по локоть руки в серебре бывают! У принцесс точно должны быть. Это не выдумки, — зашептала Марьяшка, как только цветастая метель унеслась накрывать на стол.
— У принцесс! — Тима надменно фыркнул, глядя на нее снисходительно. — Про них не слышал, а про богачку, что раньше в соседнем селе была слышал. У нее нога была вся из золота и серебра.
— Врешь!
Ну, что это было, если не звездный час? Лихорадочно воскрешая в памяти страшилку, которую краем уха подслушал от ребят на улице, Тимофей опасливо взглянул на спину бабушки, занимавшейся ужином. Прикинув, что до следующего напоминания о еде еще примерно пять минут, он повеселел и заговорщически подмигнул сестренке. Спина моментально ссутулилась, копируя позу деда, когда тот рассказывал свои былички.
— Занавес открывается, сказка начинается. В огромном доме на самом краю села рядом с кладбищем жила-была богачка. Старая-старая.
— Как динозавры?
— Старше, — Тимка скрипнул зубами, понимая, что до не перебиваемого авторитета деда Прохора ему далеко. — Не болтай, а то рассказывать не буду.
— Больше не буду, — хихикнула Марьяшка, закрывая себе рот руками и косясь на хлопочущую бабушку. — Рассказывай уже.
— Заскучала богачка и решила взять себе на воспитание сиротку. Растила ее, как свою дочь. Заботилась, кормила, учила, все игрушки покупала.
— Даже тамагочи?
— И тамагочи, и денди. Слушай, давай. Все у сироты было. Но стала богачка от старости сушиться. Так рассохлась, что у нее нога одна отвалилась! — он замер, слушая испуганный вздох сестры, и улыбнулся уголком рта, прежде чем продолжить. — Тогда она взяла все золото и серебро, что было в доме и выплавила себе золотую с серебром ногу. Пожили они с сиротой еще немного, но богачка поняла, что ей не так уж и долго осталось. Позвала она сироту и сказала, что переписывает на нее все, что есть в этом огромном доме.