– Осталось? – Никита насторожился.
– Тихо! – резко прошипел Тихомир, пригнувшись. Его взгляд был устремлен не на город, а в сторону леса, окаймлявшего поляну с камнем. – Чуешь?
Никита не чувствовал. Но Леся уже повернула голову. Её поза стала похожей на позу хищника – собранной, готовой к прыжку. Из темноты леса донесся звук. Не шелест шишиг. Глухой, мерный топот. Как будто шагает что-то очень большое. И тяжелое. И явно недружелюбное. Воздух снова наполнился напряжением, но теперь – острым, как лезвие.
Топот приближался. Земля под ногами слабо вибрировала.
– Не ко времени мы здесь, – пробормотал Тихомир, его рука потянулась к поясу, где висел не то нож, не то костяной оберег. – И не к месту. Готовься, милок. Первая плата – цветочки. А это… – Он не договорил.
Из чащи, ломая молодые деревца, вывалилось нечто. Массивное, покрытое бурой шерстью, с тупой, похожей на камень головой и маленькими, горящими красным яростью глазками. Оно ревело, и в реве слышался скрежет камня и голод.
– Леший? – угадал Никита, сердце уходило в пятки. Существо было вдвое выше человека и шире двух.
– Хуже, – хрипло сказал Тихомир. – Каменюк. Дух горы, да спятивший от злобы. Ох, и не ко времени…
Каменюк топнул ногой – земля содрогнулась – и, издав рев, от которого задрожали листья на деревьях, двинулся прямо на них. Его каменные кулаки были сжаты.
Леся сделала шаг вперед, навстречу чудовищу. Её руки поднялись. Вокруг них заиграли струйки холодного, серебристого света, как вода при лунном освещении. Её голубые глаза вспыхнули ледяным белым огнем.
– Первый урок выживания, Никита, – сказала она, и в её голосе впервые прозвучала не просто опасность, а ярость. – Иногда платить приходится кровью. Чужой. Или своей. Смотри и запоминай.
Каменюк рванулся вперед. Леся встретила его не криком, а тихим шипением разгневанной кошки и всплеском ослепительной, режущей глаза серебряной энергии, вырвавшейся из её ладоней. Бой начался.
Глава 5
Серебряный свет из рук Леси не просто ударил – он взорвался. Не ослепительной вспышкой, а сокрушительным, ревущим потоком ледяной энергии. Он не горел – резал. Воздух завыл, как в аэродинамической трубе, наполняясь запахом озона и инея. Серебряные струи с шипением впились в каменную грудь чудовища.
Каменюк взревел – не от боли, а от ярости и неожиданности. Бурая шерсть на его груди обуглилась и осыпалась, обнажив серую, потрескавшуюся, как старая скала, кожу. Но чудовище не остановилось. Его каменный кулак, размером с таз, со свистом рассек воздух, метя в хрупкую фигуру девушки.
Леся не отпрыгнула. Она сдвинулась. Не шагом, а каким-то немыслимым, плавным смещением, будто ее подхватило и перенесло течение невидимой реки. Кулак чудовища пролетел в сантиметре от ее плеча, обрушившись на землю с глухим гулом. Земля вздыбилась, выбросив фонтан грязи и дерна.
«Берегиня…» – мелькнуло в оцепеневшем сознании Никиты. «Знает пути вод…». Это была не метафора. Она буквально скользила по пространству, как вода по камням. Её движения были неестественно плавными, предугадывающими, обтекающими атаки монстра.
– Не стой столбом, дуралей! – проревел Тихомир, резко толкая Никиту в сторону. Из-за спины чудовища, откуда-то из чащи, вылетела глыба размером с голову, пролетев как раз там, где секунду назад стоял парень. Она врезалась в древний камень с алтарной символикой, отколов кусок. – Шишиги подкидывают! Ищут слабину!
Никита кубарем скатился в кусты, чувствуя, как острые ветки царапают лицо и руки. Боль резанула по нервам, но она была живая, реальная, заземляющая. Он вжался в землю, стараясь стать как можно меньше. В глазах мелькали кошмарные кадры: Леся, уворачивающаяся от сокрушительных ударов; Тихомир, выхвативший из-под плаща странный посох, сплетенный из корней и костей, и что-то бормочущий; Каменюк, ревущий и крушащий все вокруг; и в кустах – мелькающие огоньки и хихиканье. Шишиги. Пустобрехи, ловящие на страхе.
Леся снова атаковала. На этот раз не потоком, а тонкими, как лезвия бритвы, кинжалами из сконденсированного серебристого света. Они вонзились в трещины на каменной коже Каменюка, там, где шерсть уже выгорела. Чудовище взвыло по-настоящему – пронзительно, с нотой боли. Из ран брызнула не кровь, а густая, темная, как нефть, субстанция, пахнущая серой и разложением.