— Ах, Вербочка. Она сирота, староста ее приютил, а она все равно дичится и со всем миром воюет. Видно, возраст такой!.. Ох набедуются от нее парни, дай только срок! Она прямо как Ида в детстве, та тоже все игралась в зелья-эликсиры. Травы собирала, проезжий народ расспрашивала, как чего лечат в их краях. Грех было заставлять ее век в кухне да с прялкой сидеть. Семья-то у нее хоть и небедная, но все ж таки не богачи совсем, долгов набрали, все наследство распродали, а отправили ее в Ящериное гнездо учиться. Год всего ей до выпуска оставался, когда у нас тут напасть случилась. Мор. Она вернулась, лечила. Многим помогла. Но еще большим нет, не было надежного лекарства. Жена Макса тогда и умерла, от той самой заразы. Уж не знаю, что там у Иды в голове перещелкнуло после этого, но только в Гнездо она не вернулась, чешую не получила, лечительство свое забросила и вот, замуж пошла. Повезло ей: Венцель славный юноша, любит ее очень. Спас ее, когда она тем летом со стиркой на реку пошла, с моста за рубашкой уплывшей потянулась и чуть не утонула. Так что он и без Вербиных приворотов управился!
Ксандер выслушал это краткое повествование с содроганием. В отличие от Корня он очень хорошо представлял себе, что перещелкнуло тогда у Иды в голове. Тяжело быть разочарованием для других, еще тяжелее подвести себя самого, а когда разочарование выглядит как ряды мертвых тел тех, кого ты был должен и не смог спасти? Несчастная Ида! Самому себе надо быть нужным, вспомнились вдруг Ксандеру ее слова на вчерашнем пиру и то, как Марта укоризненно ответила, что об этом не ей бы говорить. За рубашкой с моста потянулась? Едва ли.
Корень, тем временем, принялся расставлять по местам свои книги, и Ксандер рассеянно водил взглядом по их корешкам и обложкам. “Краткая история баллистики”, “Наставление доброй хозяйке: рецепты поварские, пивоваренные и домоводческие”, “Механика колесных механизмов”, “Грибы и травы зело нужные и в хозяйстве полезные”, “Соленые, или биографии выдающихся чародеев минувшей эпохи”. Однако разносторонние у Корня интересы! “Русалки, болотники и иные суеверия о воде”. Ксандер задержался на этой обложке. Болотные огни — они ведь тоже водяное суеверие? Может быть, есть им какое-то здравое объяснение? Несмотря на свою репутацию, Корень казался вполне здравомыслящим человеком, не склонным, в отличие от Лады, все на свете приписывать какому-нибудь очередному колдунству, и Ксандер с надеждой спросил его:
— Вы что-нибудь знаете о блуждающих огоньках?
Старик поправил очки, покивал.
— Я знаю, что о них очень много знают все, — сказал он. — Ученые люди знают одно, лесовики — другое, и нам остается только выбирать, чье мнение нравится нам больше. Знаете, юноша, это напоминает мне чужеземные песни. Порой вот слушаешь такую, ни слова не разумеешь, но мелодия хороша, и голос у певца тоже, и ты сам себе превосходным образом объясняешь, про что же поется. А затем решаешь свою теорию проверить, ну или нужда какая приключается, и берешься ты за оный язык, учишь да переводишь. И чем больше слов узнаешь, тем дальше расходится песня у тебя в голове и настоящий ее текст. И когда выясняется, что песня была не про подвиги героев, а про то, как репу сеять, начинаешь жалеть, что полез разбираться. Нет-нет, безусловно, бывает наоборот, бывает, что так даже лучше: ну допустим, если вы агроном! Но все же это личное дело каждого — переводить или нет.
— Но ведь нужно знать правду, фактическую, научную. Она же есть!
Корень наставительно поднял палец и изрек:
— Есть правда, а есть песня. А что из них лучше — это уж как посмотреть.
Ксандер усмехнулся. Он надеялся услышать какое-нибудь совершенно здравое объяснение случившемуся на болотах, какое-нибудь древнее научное знание из старых книг, которое позволило бы ему наконец выкинуть проклятые огни из головы, как ночной кошмар после счастливого пробуждения, но эти совсем другие слова старика почему-то все равно помогли ему успокоиться. Он хотел было сказать об этом, но замер на середине слова, ошеломленный внезапно пришедшей идеей.
— Песня! — воскликнул он и вскочил на ноги так резко, что чуть не своротил стол. — Ну конечно! Спасибо за помощь, спасибо!
И под удивленным взглядом Корня Ксандер чуть не бегом бросился из дома назад в Маковку.
Очевидно, растения были уже спасены от холода, потому что деревня оживилась, на улицах появились люди, отовсюду звучали голоса, мимо носились играющие дети. Во дворе соседнего с “Мартовским зайцем” дома Марта говорила о чем-то с Максом. Тот слушал, изредка кивая, но с чем бы он ни соглашался, лицо его оставалось по-прежнему безжизненным. Бедняга. Что за трагичные истории творятся вокруг... С этой мыслью Ксандер открыл дверь “Зайца”, а там его ожидало зрелище истории отнюдь, судя по всему, не трагичной: Лада сидела за дальним столом в компании давешнего зеленого подмастерья (в этот раз не зеленого, а красного, потому как на шее у него красовался толстый красный шарф) и преглупо хихикала над чем-то, что тот ей оживленно излагал. Увидев Ксандера, она выронила ложку, а красно-зеленый поперхнулся и закашлялся.