— А что остается? Кого мы можем позвать на помощь? Народ из Маковки? Да кто нам поверит, Корень и Макс?
— Мы могли бы сказать Ричарду.
— Отсюда до Городища три дня пути, потом столько же обратно. За это время неизвестно, что может произойти с Анникой. Но ты права, нужно дать Ричарду знать. Дать знать хоть кому-нибудь, чтобы, если что… Возвращайся в Городище, расскажи Ричарду, и…
— Мы отправим ему письмо, — перебила Лада. — Попросим кого-нибудь из местных отнести. Макса или этого твоего Корня. А сами пойдем дальше. Если что случится, то они будут знать, где искать. Давай, уходим!
Ксандер поднял брови и поморщился от боли.
— Прямо сразу? — не удержался от шпильки он. — А как же господин в зеленом капюшоне? Даже не попрощаешься?
— Попрощаюсь! — ответила Лада, немного порозовев. — А ты собирайся иди, пока тот, кто тебе синяков наставил, тоже не вздумал зайти попрощаться.
***
Вчерашний певец ночевал в “Зайце” и собирался уезжать, когда Ксандер отыскал его на конюшне и удостоверился, что ничего не перепутал и правильно запомнил предостережение каменного идола и выбор отважного героя из песни. За этим последовал быстрый визит на Раздорное поле. Выслушав просьбу Ксандера, Макс кивнул и пошел седлать коня, так что Ричард должен был получить известие об истинных причинах исчезновения Анники быстро. Осталось только запастись едой и одеждой на замену исчезнувшему с Щучкой добру, и можно было отправляться в путь.
— А может, задержитесь? — гостеприимно предложила провожавшая их Марта. — Год-то кончается уже, Черномаковку бы справили!
Предложение было заманчивое, но увы, принять его они никак не могли и пообещали наведаться в следующем году, чтобы попробовать традиционные маковые рогалики, которые Марта уж конечно умела печь всем другим хозяйкам на зависть.
По-зимнему короткий день начинал уже кончаться, когда Ксандер и Лада покидали Маковку. На самой окраине деревни они увидели дом новобрачных. Во дворике Ида сидела на перевернутом ящике, а Венцель перед ней — на корточках и что-то говорил ей, с неуклюжей нежностью покачивая их соединенными руками. На Иду никто не смотрел сейчас, вокруг не было гостей, любопытных соседей и приятелей, перед которыми нужно притворяться, но она улыбалась, искренне, спокойно и мило. Теперь, услышав ее историю, Ксандер порадовался за нее почти как за родную. Самому себе надо быть нужным, тут не поспоришь, но всё-таки здорово, когда нужен ты не только себе.
— На чужих жен глаза-то не пяль, — испортила все Лада. — Тебе и так вон один подбили уже!
— Если тебе интересно, с кем и почему я дрался, можешь так и спросить, — скрестив на груди руки, предложил Ксандер.
— Мне-то что за дело! — фыркнула Лада и зашагала вперед по уводившей из Маковки дороге.
Ксандер, почему-то улыбаясь, последовал за ней.
Глава 8
Вернувшись к поверженной статуе, Ксандер и Лада остановились перед ее обрызганным ледяными дождевыми каплями лицом.
— Пойдешь вперед — коня лишишься, налево — схоронишь семью, а вправо коль идти решишься, то сложишь голову свою, — продекламировал Ксандер и невесело пошутил: — Коня я уже потерял, так что выбрал бы идти вперед. Но надо выбрать вправо, очевидно. Как герой в песне.
— Ты уверен, что так правильно? — с опаской спросила Лада. — А вдруг там правда если что и отыщешь, так смерть одну?
— Если боишься...
— Домой не поеду, — перебила Лада. — Один ты в первой же паре сосен заблудишься, а мне потом совестью мучиться, что бросила тебя волкам на съедение. Вправо так вправо!
Вправо они шли весь следующий день. Сбиться с курса было бы трудно при всем желании: Ребро тянулось к северу почти прямой полосой. И впереди лежала треклятая Безнебесная пуща. Ксандер не сомневался, что именно туда и призывает его и Ладу неведомый похититель, но все равно с бесполезной надеждой то и дело оглядывался по сторонам, надеясь заметить какой-нибудь новый след или знак, избавивший бы их от очередного визита в гнусные дебри. Несмотря на логичные выводы Корня, он все же присматривался и к горам: вдруг обнаружится какая-нибудь пещера или стоящий на отшибе подозрительный дом. Это ведь тоже справа от головы было бы, соответствовало бы указанию. Но горы казались совершенно необитаемыми, а может, таковыми и были: прежняя жизнь давно утекла из них, а новая прийти не решилась.
— Мы возвращаемся в Пущу, — заговорила Лада, которую эта мысль тоже явно не радовала. — Начали с нее — и сызнова туда? Какой в этом толк? Зачем было наводить нас на голову эту каменную, ежели потом обратно в лес гнать?