Горькая истина была на поверхности, но за неё так сложно ухватиться, — никто не восполнит пустоту в моей душе. Никто не вернет мне её утерянную часть. Игнат всего лишь способ не утонуть в агонии и безнадежности.
Однако этот способ абсолютно не действенный.
2. Предательство
“О, Боже мой, а говорят, что нет души! А что у меня сейчас болит? — Не зуб, не голова, не рука, не грудь, — нет, грудь, в груди, там, где дышишь, — дышу глубоко: не болит, но всё время болит, всё время ноет, нестерпимо!”
"Я Вас больше не люблю. Ничего не случилось, — жизнь случилась. Я не думаю о Вас ни утром, просыпаясь, ни ночью, засыпая, ни на улице, ни под музыку, — никогда”
Марина Цветаева
На зачёт к Ерофеевой мне всё-таки пришлось пойти.
В противном случае будут висеть долги по учёбе, а там и отчисление не за горами. Не стоит на предпоследнем курсе забивать болт на образование. К тому же, сколько сил было вложено в моё светлое будущее. Хотя бы в память об отце нужно постараться.
Евгения Викторовна пребывала в хорошем настроении. Как поведали девчонки, она всё грезила предстоящим отпуском, который должна была провести в Таиланде — щедрый супруг подарил ей путевку на годовщину свадьбы. Сначала она быстренько опросила студентов, активно работавших на её занятиях, а потом взялась за нас — должников.
Обычно волнения перед зачётом или экзаменом я не испытывала. Шевелить извилинами мне удавалось прекрасно. Спасибо природе и воспитанию — наградили хорошей памятью и сообразительностью.
Ерофеева вызвала меня самой последней, видимо, ко мне у неё был отдельный разговор… Афина отстрелялась ещё в середине, получив заветный зачёт, и послала мне красноречивый подбадривающий взгляд — мол, выше нос, у тебя всё получится! Она выпорхнула из аудитории счастливая и свободная, пританцовывая от радости.
Оказалось не так легко сдавать билеты, с учебником было чуть проще. Пришлось с трудом выуживать из мутной головы информацию. Теория шла туго. Евгения Викторовна помогала начинать развивать мысль и наводящими вопросами постепенно вытягивала из меня полноценные ответы. И всё-таки я себя переоценила. Даже накатило разочарование.
— Варь, я, конечно, всё понимаю — тебе тяжело, такая потеря, жизнь кувырком, но нельзя же пускать всё на самотёк, — принялась за нотации Евгения Викторовна с сочувственным вздохом. — Ты ведь не только учёбу запустила, ты себя запустила. И я не про внешний вид сейчас говорю, а про то, что внутри. Ты молодая девушка, полная сил и начинаний, а взгляд такой бесстрастный и омертвелый, аж не по себе становится.
— Ничего Вы не понимаете, Евгения Викторовна, только не сочтите за грубость, — закатив глаза, протянула ей свою зачётку.
Ерофеева грустно улыбнулась.
— Не прячь голову в песок, Варвара. Проще всего сдаться скорби, чем научиться усмирять её. Помнишь, как говорила Цветаева?
«Смерть — это нет…
Я — это да,
Да — навсегда,
Да — вопреки,
Да — через всё!»
— Если Вы не против, я пойду?
Конечно, строки великой поэтессы звучат демонстративно обнадеживающе, но как им поверить? Как вникнуть, если земля уходит из-под ног? Если тоска съедает заживо? И нет ни единого просвета. Нет никакой надежды на чудо. Чудес ведь не бывает. И спасения тоже нет. Смириться невозможно.
У меня была полноценная семья. Мама, папа и я, всегда вместе. Неразлучники. Мы были звеньями одной цепи. Папы нет, цепь разорвалась. Невыносимо жить и не видеть его добродушного лица, теплых родных глаз, излучающих любовь и родительскую гордость. Не слышать его ласковый голос, не ощущать его крепкие объятия, приносящие спокойствие и умиротворение.
Я больше никогда не смогу сказать ему, как сильно люблю — лишь от одной этой мысли хочется биться в истерике, рыдать и… рыдать.
— Иди, Урусова. И обязательно подумай над моими словами! — сказала на прощание Евгения Викторовна и отдала зачётку.
Я машинально кивнула и поспешила удалиться. Болезненные воспоминания вновь затуманили рассудок. По коридору университета шла, не разбирая дороги, как сквозь сон. Не воспринимая ничего вокруг, вышла на улицу. Свежий воздух тут же проник в лёгкие. Солнце ярко светило, выглядывая из-за невесомых, почти прозрачных облаков. Ноги сами понесли вперед. Побрела вверх по Ленина, наслаждаясь порывами тёплого весеннего ветерка, совершенно потерявшись во времени.