Калеб проводил время, знакомясь как следует со своей сестрой и женой Джосса, Сусанной, а также с многочисленными племянниками и племянницами. Он с благодарностью принимал ласки и уют, даруемые ему Лили, и постепенно его мысли все чаще стали обращаться к их земле в штате Вашингтон и к дому у ручья.
Он снова сидел на фамильном кладбище, задумчиво глядя на надгробные плиты на могилах предков, когда почувствовал, что на его плечо легла тяжелая рука.
Калеб едва не свалился от неожиданности, но еще большего труда ему стоило оглянуться назад, в лицо Джосса, который стоял по другую сторону невысокой ограды.
— Сусанна сказала, что ты собираешься в Чикаго, — безразличным тоном произнес Джосс.
Калеб кивнул, весь обратившись во внимание, стараясь возродить надежду на то, что между ними еще может возникнуть взаимопонимание.
— Это правда. Мы уедем через неделю или две — как только я смогу избавиться от этой чертовой повязки.
— Ты знаешь, что пришлось пережить тем, кто угодил в эти ваши проклятые лагеря для пленных? — с трудом выдавливая из себя слова, Джосс словно от бессилия оперся рукой о верх ограды и наклонился вперед.
— Нет, я не посмею утверждать, что знаю это, — покачал головой Калеб.
— Там были крысы величиной с кошку. И под конец нам пришлось жрать их, чтобы не подохнуть с голоду.
— Я не жалею о том, что сохранил тебе жизнь, — после минутного молчания отвечал Калеб.
— Стало быть, ты готов был бы отправить меня снова в этот ад? — взревел Джосс, гневно уставившись на брата. — Будь же ты проклят вовеки!
— За то, что оставил тебя жить? Я готов был бы отправить тебя в этот ад еще тысячу раз, если бы знал, что только так смогу спасти тебе жизнь. — Калеб запнулся, с трудом переводя дыхание. — Джосс, хоть на минуту представь себя на моем месте. Вспомни те жуткие вопли, и грохот канонады, и свист пуль, летевших вокруг нас. Только на этот раз ты будешь живым и невредимым, а я буду лежать на земле с оторванной рукой. И я прошу тебя… дьявол, я умоляю тебя пристрелить меня. Что бы ты сделал?!
У Джосса резко дернулся кадык. Он задумался, и на его лице отразилась целая буря чувств.
— Я бы выстрелил в тебя, — выпалил он наконец.
— Ты врешь, — отрезал Калеб.
— Черт тебя побери, Калеб… — Брат, которого Калеб обожал с первых дней своей жизни, пронзил его гневным взглядом.
— Ты не смог бы выстрелить в меня, потому что я — твой родной брат. Потому что ты учил меня ездить верхом и стрелять. Потому что в твоих жилах течет та же кровь, что и в моих. Ты бы поступил точно так же, как поступил я, Джосс, и в глубине души ты знаешь это.
Джосс тряхнул головой, отгоняя смутившее его видение.
— А ну, послушай мена, — вскричал он, грозя Калебу пальцем. — Я тебя ненавижу. Слышишь, ты? И я ненавижу всех твоих янки и буду ненавидеть их до того часа, пока они наконец не заколотят меня в гроб и не закопают в землю!!!
— Чудесно, — отвечал Калеб, утирая рукавом пот, выступивший на этом солнцепеке.
— Я выкуплю твою долю земли.
— Пошел к черту, — отрезал Калеб. — Эта земля моя, и я не расстанусь с ней. И я еще вернусь сюда, Джосс. Ты видишь меня не в последний раз.
Массивные плечи Джосса содрогнулись от внезапного рыдания, и он, понурив голову, вцепился в камни ограды.
Калеб подошел ближе и смело положил руку брату на плечо.
— Я бы сам отправился в лагеря для пленных вместо тебя, если бы мне позволили это сделать, — сказал он, и оба знали, что это чистейшая правда. Он твердил себе это тысячу раз на протяжении всех пятнадцати лет, переживая гнев и боль Джосса как свои.
Джосс отбросил руку Калеба. Было ясно, что он не скоро одолеет сжигавшую так долго его душу ненависть, но первый приступ гнева уже миновал. Джосс глухо рыдал, и каждый звук отдавался болью в сердце Калеба.
Наконец Джосс овладел собой, отер слезы рукавом и сказал:
— Твоя Лили очень милая малютка, но, похоже, она такая же строптивая, как моя Сусанна.
— Да, мне приходится все время не спускать с нее глаз и держать в ежовых рукавицах, — с улыбкой признался Калеб.
— Ну что ж, идем в дом, потолкуем, — невольно рассмеявшись, предложил Джосс и зашагал впереди.
Калеб перепрыгнул через ограду и пошел нога в ногу с братом. Никто из них не произнес ни слова, пока они не переступили порога дома, который был когда-то родным для них обоих.
Младшая дочка Джосса, очаровательная малышка с такими же кудрявыми, как у отца, волосами, выбежала им навстречу:
— Папа, это правда, что дядя Калеб — проклятый янки?
— Да, Элен, — мягко отвечал Джосс, не рискуя посмотреть на Калеба. — Он самый проклятущий из всех янки, которых я видел в жизни.
— У тебя не было бы ни Сусанны, ни всех твоих чудесных малышей, если бы я послушался тебя в тот день, — с улыбкой напомнил Калеб. — Ты бы давно превратился в кучу закопанных где-нибудь на свалке костей.
— Наверное, так оно и было бы, — согласился Джосс, недобро глянув на брата. — Но только не воображай, что между нами мир, младший брат, ибо это не так. Я по-прежнему намерен вышибить из тебя дух, как только ты избавишься от своей проклятой повязки.
А вот это уже сказал прежний Джосс, тот Джосс, которого Калеб помнил с детства.
— Не будь так самоуверен, старший брат, — поддразнил он. — Учти, что я вырос, если ты этого еще не заметил.
Лили с Калебом жили в Фоке Чейпле уже две недели, когда в одну из душных августовских ночей Лили проснулась и увидела, что ее муж стоит у окна.
— Что случилось? — всполошилась она.
— Здесь все по-другому. — Он медленно обернулся к ней, но его черты были неразличимы в ночных тенях.