– Поторопись, – прошептал Дэвон, стараясь казаться спокойным.
Лили взглянула на него. В ее глазах, подернутых дымкой страсти, мелькнул тайный свет мудрого женского всеведения. А потом эти глаза закрылись, на губах появилась улыбка, тихий стон перешел в протяжный крик.
Оцепеневший, околдованный, сам не понимая, откуда берутся силы, он дождался ее содроганий, минуты ее восторга. Его собственное освобождение, неистовое и бурное, наступило следом. Когда ему наконец удалось успокоиться, Дэвон понял, что все вокруг изменилось до неузнаваемости и никогда уже не будет таким, как прежде. Их руки и ноги все еще были переплетены любовным узлом, и, прежде чем заснуть, он почувствовал, как ворочается у нее в утробе его ребенок. Радость, ослепительно чистая и сверкающая, наполнила его душу. Он поцеловал Лили в губы и закрыл глаза, впервые за долгие годы познав умиротворение.
Глава 27
– Лили!
Она остановилась, застигнутая врасплох. Клей окликнул ее прежде, чем она успела скрыться. Не будь она такой громоздкой и неповоротливой, они бы ее не заметили, с досадой подумала Лили. Пришлось обернуться и помахать им рукой в надежде этим и ограничиться, но, увы, теперь уже Дэвон решительно направился к ней по тропинке.
– Пойдем, я тебя познакомлю с Алисией и с моей матерью, – пригласил он Лили, приветливо улыбаясь. – Другого случая не будет: Алисия решила остаться, но матушка завтра уезжает.
– В этом нет необходимости, – растерянно пробормотала Лили.
Он выгнул бровь.
– Тебе страшно?
Она хотела все отрицать, но, увидав горячее сочувствие в его глазах, решила сказать правду:
– Я просто в ужасе.
До сих пор Лили успешно удавалось избежать встречи с титулованными дамами, гостившими в Даркстоуне почти неделю, и до сих пор Дэвон уважал ее выбор.
– Я не позволю им тебя съесть, – тихонько обещал он, взяв ее за руку и загородив своим телом от остальной компании. Его взгляд заставил ее растаять.
Лили вспомнила, как терпелив он был все эти дни, как великодушно позволил ей самой определять постепенность их примирения. Ее раны были не менее глубоки, чем его собственные, к тому же они были свежее и не так быстро заживали. Поэтому оба они избегали разговоров о будущем и не давали друг другу обещаний. Но в минуты, подобные этой, – когда его глаза светились открытым чувством, когда он стоял так близко, что ей вспоминалось во всех подробностях его тело, скрытое сейчас под тонким коричневым сукном сюртука и белым муслином рубашки, – она ни в чем не могла ему отказать, и спасало ее лишь то, что он об этом не догадывался.
– Идем, – ласково уговаривал Дэвон, – они тебе понравятся. И ты им – тоже.
Он взял ее за руку. Лили поняла, что отказываться дальше невозможно, это выглядело бы по-детски глупым жеманством. Она позволила ему подвести себя к Клею и дамам, ожидавшим на тропе, ведущей к утесам.
– Мама, Алисия, это Лили Трихарн.
Лили сделала реверанс и тотчас же смутилась, поняв, что допустила ошибку. Без сомнения, это был самый злосчастный момент в ее жизни. Чем дальше, тем больше ей становилось не по себе. И о чем только думали Дэвон и Клей, желая представить ее этим женщинам? Неужели все мужчины такие глупые? По окончании церемонии представления наступило неловкое молчание: никто не знал, что сказать. Лили заметила, что Клей по-дружески держит Алисию под руку. Леди Элизабет тоже держала в руках нечто непонятное, крошечный комочек шерсти (собачонку, догадалась Лили), но даже не пыталась завязать разговор. Вместо этого она устремила на Лили взгляд, полный такого острого любопытства, что та не знала, куда деваться. Никогда раньше она не чувствовала себя такой неловкой и скованной. И такой беременной.
– Чудесный день, – начал Клей, когда напряженность воцарившегося молчания дошла наконец и до него.
Леди Алисия согласилась и даже попыталась развить эту тему несколькими спотыкающимися фразами.
– Я как раз собиралась домой, – в отчаянии произнесла Лили. – Всего хорошего, рада была с вами познакомиться.