– Змея лишь хотела помочь, – сказала она.
Ох, Ева…
– Она хотела только показать нам, как нужно жить, дать нам мудрость, вечные истины Ашеры, чтобы однажды мы стали достаточно мудрыми и были богами самим себе.
В саду повисла полная тишина. Всякая живая тварь затаила дыхание; блистающие вдали четыре реки остановили бег. Пронесся порыв ветра – Он вдохнул. И раздался рев:
– Не говори Мне, чего хотел этот змей! Я умножу скорбь твою! – Голос у Него был пронзительный и громкий до невозможности. – В болезни будешь рождать детей! К мужу твоему будет влечение твое, и он будет господствовать над тобою! – Потом Он обратился к Адаму: – Зачем ты послушал голоса жены своей? Разве ты не мужчина?! Проклята земля за тебя! Со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей, терния и волчцы произрастит она тебе! В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься! – Потом Он взревел в истерике, столь силен был Его гнев: – Узрите! Человек стал как один из Нас, зная добро и зло!
– Нас? – дерзко переспросила Ева.
– То есть как Я! – рявкнул Он. – Теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. Так гоните их прочь! Пусть возделывают землю, из которой взяты.
Поначалу я не знала, кому адресован приказ, но теперь увидела ангелов Сеноя, Сансеноя и Самангелофа, которые висели в воздухе у самого края огненного шара и мрачно кивали. Свет усилился до невыносимого, а потом погас. Гул перешел в разрывающий уши визг, после чего прекратился совсем.
Ангелы опустились на землю перед нами.
Со сжатыми кулаками и стиснутыми зубами Сеной и Самангелоф вошли в хижину. Изнутри донесся грохот битой посуды, треск дерева. Вазы и горшки, которые я так старательно лепила, вылетели в окно и раскололись на тысячи осколков, ударившись о каменистую землю.
Сансеной подобрал упавшую можжевеловую ветку и, постукивая ею по ладони, направился к несчастной парочке. Он погнал Адама и Еву с поляны между оливковыми рощами и рожковыми деревьями прочь из райского сада туда, где росли дикие олеандры. Муж и жена ушли ни с чем, если не считать лиственного одеяния Евы, кораллового ожерелья Адама да рубцов на спинах от палки Сансеноя.
Самангелоф вышел из хижины с большим бронзовым мечом Адама в руках. Ангел старательно срубил каждый цветок в моем розарии, потом подошел к древу жизни и вонзил меч в землю перед ним. Как же блестел и сверкал на солнце клинок, словно объятый пламенем! Ангелы заняли места вокруг древа, повернувшись спиной к стволу. Их лица были мрачнее тучи. Они принялись торжественно расхаживать вокруг ствола, печатая шаг с нелепой четкостью.
На меня никто не обращал внимания. Я ускользнула, обреченная ползти на животе, пока не покину проклятое место.
Адам и Ева бежали из Эдема на восток, поэтому я направилась на запад. За пределами райского сада я снова обрела человеческий облик и, отказавшись от крыльев, пошла пешком в наказание за собственную неудачу.
Теперь Еве предстоит терпеть унижения. Вокруг будут твердить, что ее неповиновение – корень всех грехов, источник самой смерти. Какой же силой обладает эта женщина: немалое достижение – изобрести смерть вопреки воле всемилостивого Бога! Так или иначе, грехом Евы впредь будут оправдывать издевательства над женщинами. Как она поддалась искушению, так будет и с ее дочерями. Как она совратила с пути истинного мужчину, так и все женщины будут поступать после нее. Следовательно, все женщины заслуживают наказания из-за Евы. Ими надлежит править, их надлежит держать в узде, не отпускать от господ и повелителей. Ибо женщины – это врата дьявола. Злые и вероломные, наивные, ненадежные.
Для меня единственный акт неповиновения Евы искупал все ее недостатки. Не грех, но мудрость и разум были ее дарами человечеству. Знание о смерти, не сама смерть. Но глупышка отказалась от всего этого, поэтому я и злилась на нее. Она предпочла этого павлина Адама вместо меня, выбрала услужение мужчине до конца своих дней вместо свободы. И как же вознаградил ее Он, Тот, кому она так хотела угодить? Теперь Ева, как и все ее дочери, была обречена рожать детей в муках, быть низведенной до положения служанки при муже, его «помощника». Ей было некого винить, кроме самой себя.
Я сторонилась людей, живших в этих землях, держалась подальше от плодородных лугов и многоводных равнин, где чужие черные шатры сбивались в стайки подобно волкам. Я избрала иной путь: через голые пустыни и каменистые ущелья, лишенные деревьев, кустов и трав. Я не ела и не мылась; волосы у меня истончились, мускулы ослабли, язык пересох. Днем компанию мне составляли лишь кружащие в небе орлы и плюющиеся кобры; по ночам меня гнали вперед вой шакалов и крики сов.