Отец Алексий открыл было рот, закрыл, махнул рукой.
Костя даже приложиться к руке старика забыл, побежал, радостный, догонять няню.
Нашел ее уже дома. Сообщил:
– Договорился! Договорился! Отец Алексий артачился. Но как же мне свезло. Кого я встретил! Сам отец Гавриил нас повенчает. Обещал!
– А он еще живой? – удивилась няня. – Это сколько ж ему годочков-то?
Няня умилялась тому, как Костя истово крестится перед иконами. Все-таки женитьба, пусть и предстоящая, меняет человека к лучшему.
А Костя на самом деле испугался няниных слов. Вдруг отец Гавриил возьмет и скоропостижно помрет? Ну на ладан же дышит. И все сорвется. Отец Алексий не горит желанием их венчать.
Пожалуй, никто никогда так усердно не молился о здоровье отца Гавриила, как Костя перед своею свадьбой.
Цыганки собрались и озабоченно обсуждали, как получше нарядить Лилю. Им хотелось не ударить в грязь лицом перед местными. Только каждая понимала это по-своему. Лиля достала белую кружевную шаль. ...Однажды их пригласили петь на городской свадьбе. Лиля обмолвилась, что ей понравилась кружевная накидка невесты. Николай купил ей похожую. Даже краше. Носить вот было некуда и не с чем. Дождалась шаль своего часа… Лиля пропустила тонкие кружева сквозь пальцы.
Цыганки не одобрили ее выбор. Отложили в сторону, решив, что не ярко, слишком скромно. Они заспорили по поводу ослепительно красного и цветастого платков. Один грел их души тем, что «горит», второй находили «богатым». Первый больше подходил для наряда невесты, но был уже раз надеванным.
Мачеха заметила, с каким сожалением проводила Лиля взглядом отложенную шаль, и сказала:
– Свадьба-то три дня. Во всем успеешь по разу показаться. Давай сначала по-ихнему вырядись. Вот в этой белой шали. А на второй день в красном платке с красной юбкой. А потом еще богаче – цветной накинешь!
Цыганки как представили Лилю во всем этом великолепии, так удовлетворенно захлопали ладонями по коленям, закивали головами.
Решили шить новую верхнюю белую юбку под кружева. Но чтоб скрасить такое скудное убранство первого дня, уговорились на голову сплести венок из красных цветов, а на шею повесить красное ожерелье. Нанизать вместе все имеющиеся у Лили бусы в одни, чтоб побогаче смотрелись.
Они ушли. А Лилю вдруг оставила радость. Только что было так весело на сердце, и вдруг сковал его страх. Что если она обманулась в Косте?
Она задрожала.
– Замерзла? – обняла ее мачеха.
Лиля расплакалась:
– Мне страшно!
– Вот глупая! Ну чего ты боишься?
Мачеха говорила бодрым голосом, но она кривила душой. Как и все в таборе, она недоумевала, зачем Никола отдает свою единственную дочку за чужака. Не из-за коней же...
– Твой отец знает, что делает! Он тебе плохого не желает, – тем не менее попыталась она утешить падчерицу.
Лилю поманила к себе бабушка.
– Эх, ничему толком не научилась, а уже замуж, – проворчала старуха. – Пух из перины не забывай сушить каждый год. Весной, как солнышко пригреет, пока нет ветра, вспарывай и суши. Да докладывай свежий пух. А как ты чай завариваешь! Никакой муж не потерпит такой горечи. Сколько человек у костра сидит, столько щепоток и клади! Не сыпь бездумно. Придут еще – сваришь свежий.
У Лили от этих речей неожиданно отлегло от сердца и стало ей легко-легко. Аж до следующего утра. До свадьбы.
Церемонию назначили на полдень.
Весь день накануне Костя суетился, распоряжался, не доверяя братьям. Тем более, что старший ходил мрачнее тучи и явно делал все спустя рукава. Однако случилось кое-что, что полностью примирило старшего брата с выбором младшего. Рано утром в день перед венчанием цыгане привезли в Костин дом Лилино приданое. Старший брат обомлел, увидев сколько добра перепало Косте. Бегал вокруг цыган, щупал здоровенную, невиданных размеров, цыганскую перину, пока искали ей место. Перину приспособили на пол в отдельной комнате. «Чистый пух, - восхищался брат. – Неужто гусиный?» Потом он опробовал большое кресло. Грубовато сколоченное, с большим куском провисшей кожи, прибитым вместо сиденья, однако невиданная роскошь для здешних мест! Кресла и стулья может только у барыни водились. А цыгане все заносили и заносили вещи. Развернули ковер. Настоящий, а не какой-нибудь там тканый половик. Такого ковра и в барском доме не было. «Ох, не прогадал Костя!», - восклицал брат, все еще не понимая, как такое вышло из дряного, по его мнению, каприза. Няня оттерла его от женских одежд, а то и туда бы запустил руку, так рьяно он все оценивал. Костю больше озадачило, что вместе с приданым ему вернули чуть ли не половину выкупа. Времени выяснять, что это значит, скажем, не то ли, что Лиля пошла за него не по своей воле, уже не хватало. За ним приехали разнаряженные дружки. Пора было в церковь. Слегка напуганный возвратом выкупа он сел в свадебный поезд.