– Откуда вторая монета? – Костя дернул так грубо, что Лиле шнурок врезался в шею, но про ревность она не догадалась.
Привстала на локте и горячо зашептала, как отобрала у Алексы, как прятала от отца. Как страдала, понимая, что отец не выдаст ее за Костю, потому, что тот не цыган. И как вышло, что отец отдал. Он же поклялся покойной матери, что Лиля выйдет за того, кого полюбит. И сдержал слово. Все потому, что отец с матерью так любили друг друга, что даже сбежали от материного отца.
– А ты, ты б убежала со мной? – спрашивал счастливый Костя.
И Лиля уверяла, что сбежала бы не задумываясь, и сама в это верила.
– Какие у тебя грудочки красивые, – ласкал ее Костя.
– А какие губы сладкие, – целовал он ее.
Спать Косте не хотелось, распирало от счастья, только уж очень он вспотел внутри пуховой перины. Вытер лоб, склонился и прошептал в Лилино ушко:
- Неужели, если б позвал, сбежала?
Хотелось услышать «да» ему много-много раз.
– А ты б осмелился? Украсть-то? – поддразнила его Лиля, ей тоже хотелось слышать подтверждения его любви.
Костя кивнул, поцеловал нежно, уже не страстно.
– Я чуть коня не украл, – вспомнил он.
Он ей такие подробности рассказал, которые и на исповеди не говорил:
– У бырани сын приехал на побывку с товарищем. Офицеры кавалерии. Какой у товарища конь! У меня аж дыхание перехватило, когда я того коня увидел. Как с ума сошел, так мне его захотелось. А тут смотрю, он на лугу пасется, а вокруг никогошеньки. Не стерегут, отлучились. Вот, думаю, возьму и уведу незаметно. Я до того про лошадей особо не задумывался. А тут прямо руки трусились, так захотелось того коня иметь.
Лиля привстала, уперлась ему в грудь:
– Да ты как цыган! Умыкнул?
– Пока шел к нему, передумал. Зачем мне один конь? Я целый табун таких хочу!
– Точно цыган! – захохотала Лиля.
– Решил, если табун, так это разводить надо, а не воровать. Заработаю, куплю, и еще лучше разведу. Повернулся и обратно бегом к брату помчал, договариваться, чтоб отделил.
Лиля залилась звонким смехом.
– Ты смейся-смейся, – просил ее Костя. – Я так за твоим смехом соскучился! Сегодня весь день голову ломал – не подменили ли мою Лиличку, почему не смеется мой цветочек.
Она обвила его шею руками и прижалась к нему, очень ей нравились такие речи.
Они прилиплили друг к дружке взмокшими телами.
Дружно прыснули, когда, отлипая, их тела издали хлюпающий звук. Костя посетовал:
– Фух, жарища. Ну кто это летом на перине спит.
– А как еще? – удивилась Лиля. – Без перины и на земле холодно спать, и в кибитке. Даже летом. Остынешь, заболеешь. Мне бабушка перину собирать помогала, ни одного перышка, один гусиный пух!
– Оно и видно, что пух. Ладно, жар костей не ломит, – решил Костя. – А вот, кстати, как ты по горячему ходишь? У тебя пяточки особенные?
Он дотянулся и потрогал ей пятки. Лиле стало щекотно, хихикнула.
– Все говорили, что мать умела, я и попробовала. У меня получилось. Отец говорит, что я на нее походкой похожа, на мать...
Погрустнела. Костя погладил ее по голове, жалея. Она прижалась щекой к его груди.
– Я тебя по походке издалека узнаю. Ты у меня особенная, – прошептал ее макушке.
Лиля улыбнулась сквозь набежавшие слезы.
Он вдруг вспомнил:
– Зачем Николай приданое дал?
– Положено девушке приданое, – пожала она плечами. – У меня богатое.
– Ой, богатое! Я и не ожидал. А выкупа почему вернул половину? Что я не так сделал?
– Все так! Отец мог и не возвращать. Просто он щедрый, меня любит, – пояснила Лиля. – Хочет, чтоб нам было на что жить, чтоб мы не нуждались. Многие родители возвращают.
– Да если б я только догадывался, я бы еще больше дал! – воскликнул Костя. – Что ж пыль в глаза-то не попускать, раз все одно добро обратно вернется.
– Да ты точно цыган! – опять смеялась Лиля.
И Костя смеялся вместе с ней. И так им было хорошо вдвоем, как на свете и не бывает. И перед тем как уснуть, Костя пообещал Лиле, что она не узнает жеребят, так они успели подрости и окрепнуть, Ласточка и Крепыш. И забылся душным сном в цыганской перине.