Разошлись по своим делам. Няня мыла посуду в большой миске на столе. В воду нападали пожухлые лепестки. Яблоня только-только отцвела. Лилии уже начинают распускаться. Все в свое время. Пора бы Костю женить. Вот на такой славной деточке, как эта цыганочка, только на своей. Няня перебирала в памяти местных девок на выданье и у всех находила недостатки. Ни одна не казалась ей достойной ее Костеньки.
Николай остановился на развилке. Почесал кнутом затылок, раздумывая, прямо ехать или повернуть.
– Эх, добрый конь у хозяина, – обернулся к дочке. – И хозяин: молодой, а соображает. Как цыган.
Тем не менее сплюнул три раза на свой роскошный кнут.
Лиля рассмеялась:
– Да он не глазливый. У него глаза светлые. Как вода.
Она задумалась: как вода или как небо? Были как вода грустные, потом повеселели, когда жеребята народились. Ой, надо было ему погадать, посулить богатство, а еще лучше – табун лошадей. Этот бы обрадовался. А она, глупая, робела все время и правильных слов не сказала. Ни Косте этому, ни старушке. Даже за цветок не поблагодарила. Лиля захохотала, вспомнив, как перепачкалась цветком.
Николай улыбнулся дочке, тронул лошадь. Скажет тоже, как вода.
«Во-да! Во-да!» – постукивали по камням колеса.
Проклятая вода! Отняла у него жену. Как же он ее любил! Как добивался. Не отдавали. Единственный сын у родителей, серьга в ухе тому знак. А на выкуп не хватало, родители сильно бедные. Она согласилась бежать, чтоб только другой не высватал. И были они счастливы, пока не украла у него жену проклятая вода. Он совсем обезумел. Не верил, что умерла, ждал, что очнется. Похоронил. Не по правилам. Лежал на свежей могиле, убитый горем. Очнулся, вскочил, нашел свою бедную дочку. Слава Богу, живая. Ждала его. Съежилась от страха и боли. Ни звука не издала, ни слезинки не проронила. Чужие цыгане их с собой не взяли, посчитали его нечистым, раз неправильно хорогил, надо было отдельно пожить, чтоб очиститься. Однако пожалели, дали повозку и жеребую кобылу. А он сдуру да в спешке напоил ее ледяной родниковой водой. Хотел побыстрее уехать от того страшного места и дочку увезти. Лошадь и ожеребилась раньше времени из-за несогретой воды. Лиля жеребенка увидела и давай рыдать. Как прорвало. И он плакал вместе с ней.
Ничего, жизнь наладилась, беда забылась. Нет, не забылась! И Лиля все помнит. Он-то думал, что хоть она не страдает.
Николая накрыло тоской, как давно не накрывало.
Он взмахнул кнутом и огрел ни в чем не повинную лошадь. Она рванула. Лилю качнуло. Цветок выпал из волос. Одной рукой девушка схватилась за край телеги, второй подняла со дна лилию и снова сунула в кудри. Изумленно уставилась на отцовскую спину – не на нее ли сердится? Но за что?
В таборе подскочил к Лиле с расспросами единокровный брат Алекса:
– Как съездили, отцу все удалось?
– А то ты его не знаешь. У него всегда все получается! – похвастала ему.
Алекса заворчал, что отец его с собой не берет, только ее зовет. Лиля пожалела брата. Поманила пальцем и скормила ему теплый пирог. Все равно всем не хватит. Даже Алексе на один зуб, он еще один такой проглотил бы. Пускай растет крепким. Крепыш! Она прыснула от смеха, вспомнив хиленького жеребенка, и побежала на зов мачехи, оставив брата недоумевать, чем он так ее насмешил.
Глава 3 Метания
Костя зашел к лошадям. Кобылка бодро сосала мамку. Снежка покосилась недовольно на хозяина, мешает им. А Крепыш стоял у стенки на своих согнутых тонких ножках и вздрагивал. Костя попытался подсунуть его под Снежку. Слабый совсем, не берет. Костя провозился с ним изрядно. Наконец влил хоть сколько-то молока. Коровьего, из бутыли. Остался доволен, решив, что все не так плохо, он справится. И имя обнадеживает, хорошо цыганка придумала.
Завел на ночь Сивку в конюшню. Пошел было спать да вернулся: разнуздывал сегодня не сам, наверняка грязная уздечка все еще над бадьей висит, надо помыть.
Ее там не было.
На положенном для чистых уздечек месте тоже.
Костя позвал Никифора. Тот развел руками. Посмотрели у бадьи: может, свалилась. Нету.
Никифор искал причитая, как же жалко новую да дорогую. Так и было. Костя ее специально для Сивки заказывал. Не поскупился.
– Я за ними следом ходил. Глаз не спускал! Когда ж только злыдни успели? – завел новую песню Никифор.
У Кости от такой догадки болезненно сжалось сердце. Неужели цыгане украли? Лиля смехом заливалась, зная, что в телеге лежит ворованное? Точно про них люди говорят... Жулье!
Костя отказался от ужина. Няня ворчала, что и обедать-то он не обедал как следует. Совсем отощает.
Он еще раз обшарил каждый уголок в конюшне, уже в потемках. И с завязанными глазами знал он тут каждый выступ. Нет уздечки! Впрочем, он уже все понял и не особенно рассчитывал ее найти.