Лиля побледнела.
Старуха заметила, что внучка перепугалась больше, чем следовало, и добавила помягче уже:
– Он их простил, как вернулись.
Забормотала:
– Все-таки твой отец не последний из цыган. Все знали, что удачлив. А богатство – дело наживное. Николай – видный цыган...
Лиле захотелось плакать, как всегда, когда речь шла о покойной матери.
И отец ее баловал, и мачеха не бранила, но матери ей все-таки не хватало. А тут Костин жеребенок на подкашивающихся ножках напомнил ей события прошлого. Самое родное существо на свете, которому она доверяла безгранично, вдруг швыряет ее, да так, что ей очень больно. Хотя мать ее этим спасла. И осиротила. И зачем только дед ее проклял?!
Лиля взялась рукой за полог, чтобы выйти, и в укромном местечке, где никто не увидит, выплакать свое горе.
– Ты куда? – раздался грозный окрик Николая.
Лиля подавила рыдания, закусила губу и вернулась в шатер.
Ночью ее душила обида. Как же все к ней несправедливы. Подозревают в сговоре с лошадником! У Лили даже в мыслях не было ничего такого позорного. А они еще и припугивают. О! Она теперь ясно видит, зачем после стольких лет молчания бабушка рассказала материну историю с проклятием. Лиля тихонько заплакала от жалости к себе.
А Костя даже не догадывался, какой переполох вызвали в цыганском семействе его неуклюжие ухаживания.
Однако и у него дома начали беспокоиться, где он пропадает по вечерам.
За завтраком няня, нарочно грохнув об стол, поставила перед Костей миску с кашей. А он, благодушно улыбаясь, взялся за ложку. Не понял!
– Чему лыбишься? – хмыкнула няня, не зная, как начать разговор.
– Да вот Лиля вчера кобылку Ласточкой додумалась назвать. Хорошее имя.
Нянина рука с миской для Никифора замерла в воздухе. Тот нетерпеливо заерзал.
– Не врут люди – у цыган ошиваешься! – ахнула няня.
Никифор забыл про кашу:
– Сдурел парень! Что ты у них забыл? Цыгане прирежут, и костей твоих не найдем. Не балуй с ихними девками!
– Костя, это ж цыгане! – запричитала няня.
– Ну, дело молодое, на гульки потянуло. Только голову, – Никифор выразительно постучал себя по лбу, – надо иметь. Мало своих девчат?
– Да о чем вы в самом деле? Два раза с Лилей поговорил, а вы меня и в гуляки записали, и похоронить успели? – Костя засмеялся.
Няня решила зайти с другой стороны:
– Ну и зачем ты так с девушкой поступаешь? Жизнь ей ломаешь? Знаешь, какие у них порядки? Ты пошутил, поговорил, а ее теперь замуж из своих никто не возьмет. Оставил бы цыганку в покое.
Костя опустил голову. В няниных словах есть доля правды, странно ведут себя с ним цыгане, и Лиля от него бегает. Хотя ничего особенного он не делает. Даже еще не ухаживает толком, разве что намекает. Совсем невинно.
Костю задело и то, что няня с Никифором держат его за маленького, увещевают и стращают. Он поднял голову:
– А если я не шучу с Лилей, а серьезно?
– А если серьезно, то она тебе не пара! Они ж цы-га-не! У них своя жизнь, у нас своя. Ехали они своей дорогой? Вот пущай и едут! – заключил Никифор, няня согласно закивала.
Костю разговор этот очень разгорячил. Он сам за себя решает! Вот возьмет и сосватает себе цыганку! Он был занятый, хозяйство обустраивал, не до девок ему было. И ни к одной местной его так сильно не тянуло как сейчас к Лиле. А жениться бы пора. Он не против. Но как бы не опозориться. Лиля вроде с ним охотно говорила, особенно о жеребятах, хотя и убегала быстро. Сперва стоит у нее спросить, люб он ей или нет, не против ли она сватовства. Как это вообще у цыган делается?
Работа валилась у Кости из рук. Обдумывал, как сначала узнать, нравится ли он Лиле. Что там Николай про монисто и монеты такое говорил?
Костя побросал все начатые дела и зашел в дом. Достал из загашника блестящую монетку. Решил, что подарит на монисто. Если Лиля возьмет, значит, можно свататься. Он и словами у нее спросит, да вдруг заробеет в самый неподходящий момент? И Лиля, она ж то смеется, то смущается. С монеткой будет вернее.
По пути в конюшню Костя сорвал одну из цветущих уже вовсю лилий и сунул ее за пазуху. Даже в волнении и спешке поостерегся брать Сивку. Оседлал другого коня.
Няня догадалась, куда Костя собрался. Крикнула Никифора, велела взять телегу и ехать за Костей вслед.
– Как бы чего не вышло!
В таборе к Косте тут же подскочил Алекса и начал расспрашивать о чем-то постороннем.
– Ты мне голову не морочь. Я тут по делу. Мне переговорить надо. Пару слов только. С твоей сестрой.