- Эти деньги я заработал.
- Это... - Пеппина аж заздохнулась от возмущения. - Это как же ты их заработал? Да ты хоть денарий в дом принес?..
- За последние неполные две недели ты получила на мое лечение двести десять денариев, - заметил я спокойно. - Из них ты потратила меньше половины. Так что ты не в убытке.
Что я опять делаю не так? Чертежник я только первого уровня, так что шанс создания чертежа 5%, что не густо, но за 2 часа непрерывных попыток должно же хоть раз получиться?
- То не от тебя деньги! - запальчиво возразила Пеппина. - От мессера Уберти! Не тебе даны!
Очередной уголек рассыпался у меня в руке. И навык “Перо и бумага” не растет. Навык, навык... Блять. Наверняка “уголь и стена” не канают за “перо и бумагу”. И что делать? Хрен с ним, с пером. Где я бумагу в три часа ночи в тринадцатом веке искать буду? На какие шиши? Эта вон за грошевое масло мозг выносит уже час.
- Верно. Не мне, - накопившееся раздражение и на толстуху, и на свои неудачи, и на неведомых “админов”, прорывается наружу и повышения самоконтроля мне уже не видать, так что позволяю голосу зазвенеть холодной злостью. - Тебе даны. За меня. За мое здоровье. За то, что я делал и из-за чего чуть не умер. За мою работу на синь... мессера Уберти. За то, что я ему нужен. Или ты думаешь, если бы я был таким бездельником и был бесполезен мессеру, он бы так пекся о моем здоровии? Или ты думаешь, что мессер Фарината дельи Уберти глупее тебя? - рявкнул я на застывшую с открытым ртом тетку. - Тебе! Платят! За! Меня! За то, чтобы я смог закончить начатое. Так иди и не мешай мне работать, женщина!
Остается надеяться, что некондиционные инструменты накладывают какой-то штраф, но рано или поздно что-нубудь да получится. Надо продолжать, что еще остается?
- Нет, вы только посмотрите! - нет, не сработали мои грозный рык и прищуренный взгляд. Ну, а что я хотел? Итальянка. Они ж генетически устойчивы к крикам. Как русские к водке. Повышенное влечение и пониженная восприимчивость. - Он еще и голос на меня повышает! Мало того, что он живет в моем доме! Мало того, что я его кормлю! Трачу на него последние монеты! Так нет! Ему надо вконец разорить несчастную вдову! О-о, так он еще и кричит на меня в моем собственном доме!
Звукоизоляция в местных домах ни к черту. Нету ее. Точно знаю. Пеппина же не одна в округе итальянка. Поэтому сейчас заинтересованно просыпается весь квартал. Пеппину это не останавливает. Когда это настоящего артиста останавливал полный зрительный зал? Пеппина набирает побольше воздуха и начинает ознакамливать окресных жителей с полным и дополненным списком моих недостатков и прегрешений, начиная от того, что я безродный подкидыш, через неспособность самому принести в дом хоть денарий и общей моей никчемности, она переходит к основной части, в которй лейт-мотивом идет моя вселенская неблагодарность. И если первая ее половина, в которой я так-то отблагодарил сердобольную женщину вполне безобидна и я на нее не обращаю особого внимания, продолжая думать о своем, то вот вторая половина, где я неблагодарен и непочтителен по отношению к церкви и лично Господу - уже опасна и излишня. Сама Пеппина сдавать меня не побежит... ну, скорее всего, а вот за соседей не поручусь. Неуважение церкви и Бога - это не просто “оскорбление чувств верующих” и прочая демагогическая хрень. Тут это реально преступление. Типа выражения сомнений в победе, в генеральной линии партии и лично в товарище Сталине году этак в 41-м. Это надо пресекать.
- Значит, все-таки, ты считаешь себя умнее мессера Фаринаты. Ну да, ты ведь не стесняешься прикарманивать большую часть его денег. Видимо, тебе не только не нужны эти деньги, тебе вообще на него плевать. Так, Пеппина? Так, может, нам стоит обсудить это с самим мессером? Ты так и скажешь: мне на вас плевать, мессер Уберти, и на ваши деньги плевать, и пусть Ружеро выметается из моего дома.
- Ах, ах! - притворно испугалась Пеппина, делая руками над головой жесты, похожие на испанский фламенко. - Он еще будет пугать меня! - а я подумал: странно. Но хоть с религиозной темы съехала - Где он хочет меня напугать! В Фиренце! В свободной Фиренце! Нет, вы посмотрите: он нобилями меня будет пугать! Как будто народ Фиренцы не выпроваживал нобилей пинками! Да чтоб...
Тут Пеппина совершенно театрально захлопнула себе рот ладонью аж со шлепком и уставилась на меня круглыми глазами. Все-таки испугалась. Хоть и не меня, а себя. Ну, мне без разницы. Я осуждающе покачал головой и тетка попятилась к лестнице.